Том 17. Убийца среди нас
Шрифт:
— Приступайте, — согласилась она и направила на меня взгляд своих туманно-неотразимых фиалковых глаз. — Но, пожалуйста, Рик, давайте отбросим эти формальности. Меня зовут Максин, вас — Рик, а Чарли он и есть Чарли.
— Идет, — ответил я. — Максин, вы действительно озвучили приписываемые вам слова — что вы отправите Бабе Дюан в ад раньше, чем она успеет сыграть вашу роль в пьесе Фрайберга?
— Чарли, принеси-ка Рику что-нибудь выпить! — сказала она таким тоном, каким отдают приказания собаке.
— Сейчас, — буркнул Хатчинс без всякого энтузиазма. — Что вы хотите,
— Бурбон со льдом, Чарли-бой, — весело ответил я. — Выбирайте бурбон подороже!
Его лицо приобрело опасный багровый оттенок.
— Бурбон со льдом, — повторил он и заковылял через комнату к изысканному бару в углу.
— Кажется, я действительно так сказала. — Максин доверительно улыбнулась. — Я была очень расстроена, как всегда в подобных ситуациях, и могла сорваться.
— Понимаю. А потом вы вернулись в Нью-Йорк и уединились в этом отеле?
— Верно, — ответила она, задумчиво кивнув. — Мне требовалось время, чтобы успокоиться. Я никак не ожидала, что Лестер — мой второй муж — окажется таким подлым сукиным сыном и заставит строго следовать условиям контракта. Конечно, мне нужно было подумать обо всем раньше. — Ее улыбка стала еще более доверительной. — Как я уже сказала, какое-то время, к несчастью, я была замужем за скотиной.
Хатчинс присоединился к нам, сунул мне выпивку, уселся в кресло и сердито посмотрел на свой собственный бокал.
— И вы уже никогда не возвращались в театр к Фрайбергу?
— И не думала.
— Но вы вспомнили, что в Нью-Йорке есть человек, которому вы можете доверять, и обратились к нему?
— Милый Чарли! — Она бросила на него ласковый взгляд — рублем подарила. — Я не знаю, что бы делала без него эти последние сумасшедшие несколько дней.
— Вы посвятили Чарли во все подробности?
Она слегка пожала плечами:
— Разумеется!
— И он тут же начал рвать и метать?
— Понятно, я рассвирепел, — пробасил Хатчинс, — потому что никому не позволю так обращаться с моей крошкой Максин. Кто они такие, черт бы их побрал?!
— Где вы были последние несколько дней, Чарли?
— Здесь, неподалеку. — Он наклонился вперед в своем кресле. — А какое это имеет значение?
— А вы не болтались вокруг театра Фрайберга, пытаясь прикончить Бабе Дюан?
— Я? — У него даже лысина побагровела. — Ну, вы, кажется, совсем свихнулись?
— Успокойся, дорогой, — мягко попросила Максин. — Рик говорит о том же, о чем и Лестер, когда он звонил сегодня утром. И если этот крысенок, Джо Фрайберг, разболтает газетам, многие вполне могут подумать, что за покушениями на Бабе стоишь ты. Твоя репутация говорит сама за себя, не так ли, дорогой? — Прежде, чем он успел ответить, Максин перевела взгляд на меня. — Поймите, Рик, даже сама идея покушения нелепа. Как бы хорошо милый Чарли ко мне ни относился, вряд ли он бросится убивать эту Дюан только потому, что я брякнула глупость, находясь в состоянии эмоционального срыва.
Хатчинс ткнул волосатым пальцем в мою сторону.
— Он что, безмозглый идиот? — спросил он, явно напрашиваясь на скандал.
— Чарли! — В ее голосе снова зазвучали нотки приказа. — Почему бы тебе не прогуляться,
— Ничего не поделаешь, придется. — Он поднялся из кресла. — Если я останусь еще на несколько минут, то скорее всего расколю череп Холмана на две половинки, только чтобы доказать, что внутри там ничего нет! — Он тяжело затопал к выходу и яростно хлопнул дверью. И сразу в номере наступила успокоительная тишина, как после урагана.
— Бедный Чарли, — сострадательно произнесла Максин. — Я должна извиниться за него.
— Вовсе нет, — возразил я. — Он сказал сейчас самую разумную вещь за все время нашего короткого знакомства. Я пока действительно как в тумане.
— Рик? — Она похлопала ладонью по дивану. — Идите сюда и давайте мирно побеседуем, не напрягая издали глаз, чтобы видеть друг друга.
Я тут же подчинился — почему бы и нет? Разве я выжил из ума, как предположил Чарли?
Максин положила руку на мое колено небрежным интимным жестом и наклонилась ко мне. Я оказался под двойным гипнозом сияющих фиалковых глаз и глубокого овального декольте, соблазнительно приоткрывавшего высокую гордую грудь.
— Рик, — тихо произнесла она, — вы же не допустите, чтобы этот ужасный человек распространял обо мне потоки лжи в газетах?
— Попытаюсь, — неуверенно пообещал я.
Ее рука нежно похлопала меня по колену.
— Я буду вам чрезвычайно благодарна. Хотелось бы называть вас другом, Рик, и доверять вам. — Она негромко кокетливо рассмеялась. — Вы знаете, где можно испытать самое большое одиночество в мире?
— В Голливуде, когда сенатский комитет расследует деятельность киноиндустрии? — предположил я.
— В любом аэропорте мира, в окружении восторженных поклонников, — ответила она грустно. — Вы не представляете, Рик, как одиноко чувствуешь себя в такие моменты.
— Что еще я должен знать, прежде чем отправлюсь к Джо Фрайбергу? — отчаянно сопротивлялся я ее неотразимому обаянию.
— Пожалуй, ничего… Вы выглядите смертельно усталым, Рик. Идите сюда… — Она мягко наклоняла мою голову, пока та не коснулась ее груди, и я почувствовал нежное тепло сквозь тонкий шелк. — Отдохните немного, дорогой, и вы тут же почувствуете себя лучше, — нашептывала она мне в ухо.
Я едва не признался ей, что ощущаю себя наверху блаженства: кровь громко стучала в висках, словно отбойный молоток, а я чувствовал себя готовым к действиям, как космонавт в ожидании отсчета секунд, оставшихся до старта. Впервые в жизни (и может быть, в последний раз) я находился в такой близости от кинокоролевы, и я вовсе не собирался упустить представившуюся возможность.
Максин тихо вздохнула, когда я обвил правой рукой ее талию; принял скромный вздох за поощрение и пожелание успеха путешественнику, отправляющемуся в неизведанные дикие места. Моя правая рука продолжала свой путь, скользя по округлому бедру вниз, — и тут без какого-либо повода туземцы взбунтовались. Еще секунду назад я был интимно близок к Максин и вдруг оказался один на диване с болью в шее от резкого рывка, Максин стояла в шести футах от дивана, рассеянно разглаживая на бедрах непомятое платье.