Том 17. Убийца среди нас
Шрифт:
— С ней все будет в порядке?
Он грустно вздохнул:
— Откуда, черт возьми, мне знать? Как раз сейчас мы пытаемся уговорить ее хоть немного поесть. Если же она будет продолжать упрямиться, то мне придется снова ввести ей снотворное. Я могу сделать ее трезвой, хорошо кормить, чтобы на ее щеках снова заиграл здоровый румянец, мускулы снова обрели силу, кожа разгладилась и с нее исчезли морщины, и все было бы просто замечательно. Зато потом, выйдя из лечебницы, она прямиком отправится в ближайший бар, чтобы начать все сначала.
— Да, — промямлил
— Все они рано или поздно попадают к нам, — ответил Слейтер. — В среде знаменитостей наша лечебница пользуется очень хорошей репутацией, а по популярности мы даже можем сравниться с тобой, Рик.
— Она пришла добровольно? Или ее кто-то доставил?
Он помедлил с ответом:
— Ты спрашиваешь из любопытства?
— Нет, мне важно это знать, — сказал я.
— Значит, это доверительный разговор, — еще более осторожно заметил он.
— Да, — ответил я. — Мне нужно просто знать это. Вот и все.
— Некий Сэнфорд, — сказал он. — Очень богатый человек.
— Как давно это было?
— Месяца два назад, — ответил Слейтер. — Она пробыла у нас три недели. Но мы уже были практически бессильны ей чем-либо помочь. Перепробовали все! Она долгое время сидела на барбитуратах и была уже настолько слаба, что у нее не осталось никаких шансов пережить ломку.
— И что дальше?
— Я сказал об этом Сэнфорду. Он был крайне недоволен, но все-таки прислушался к моим словам. Затем он решил, что нет никакой необходимости и дальше держать ее в лечебнице, подумал, что, может быть, перемена обстановки пойдет ей на пользу. Разубеждать его в этом было бессмысленно, и он забрал ее отсюда.
— И она умерла.
— Она умерла бы в любом случае, — устало ответил Слейтер. — Просто ее отъезд с Сэнфордом означал, что свои последние дни она проведет в роскоши и достатке.
— Так где же это случилось?
— В доме у Сэнфорда, — сказал он. — Вдали от суеты, на самом краю каньона, где всегда царит тишина и где даже птицы не начинают петь, не испросив предварительно на это разрешения у Сэнфорда.
— Значит, передозировка барбитуратов, — задумчиво произнес я.
— С той зависимостью, которая выработалась у нее, ей пришлось бы есть их пригоршнями, чтобы доза оказалась смертельной; так что скорее всего она знала, что делает, когда начинала глотать таблетки, — урезонивающе заметил Слейтер. — По моим подсчетам, она протянула бы в лучшем случае еще месяца два, не больше.
— Айрис Меривейл снималась в фильме, но картина так и осталась незаконченной, — сказал я. — Она когда-нибудь говорила об этом?
— Слушай, Рик, а под кого ты копаешь на сей раз? — В его голос закралось явное подозрение.
— Картина осталась незаконченной, — повторил я. — Теперь же, когда Айрис нет в живых, кое-кто подумывает о том, чтобы довести фильм до ума.
— Без Айрис Меривейл?
— Подыщут другую актрису, наденут на нее парик, и на укороченных средних планах при удачно выбранном ракурсе она вполне сойдет за Айрис.
— Она говорила о съемках, — ворчливо признался Слейтер. — И винила режиссера, что тот не закончил фильм. Кажется, она называла имя — Феррелл, сказала, что это получилось из-за него. И вообще, все время казалась очень расстроенной.
— В чем же его вина?
— Насколько я понял, он был педантом. Конечно, Айрис Меривейл употребила другое, хотя и сходное по смыслу, слово. Он был недоволен всегда и всеми. И именно из-за этого съемки так затянулись и обошлись столь дорого. В результате деньги закончились, а фильм так и остался незавершенным.
— А она, случайно, не говорила, кто финансировал проект?
— Что-то не припоминаю.
— Сэнфорд был большой любовью всей ее жизни, — подсказал я. — Ну как, это тебе ни о чем не говорит?
— Я уже давно ни в чем не ищу тайного смысла, старина, — вежливо ответил Слейтер.
Тогда я попробовал зайти с другой стороны:
— Когда Сэнфорд забрал ее из твоей клиники и увез к себе в каньон, не знаешь, кто там за ней ухаживал? Кроме Сэнфорда, разумеется.
— Его дочь, — ответил Слейтер. — Я очень хорошо ее запомнил, хоть и видел всего один-единственный раз. Блондинка. Такая, что одним взглядом может свести с ума любого мужика.
— А имени ее, случайно, не помнишь? — осторожно спросил я.
— Паула, — не задумываясь, ответил он. — Я виделся с ней лишь однажды. И только профессиональная этика удержала меня от того, чтобы не сорвать с нее одежду, а потом повалить на пол и оттрахать по полной программе.
— Спасибо, док, — поблагодарил я и положил трубку.
Затем, взяв стакан, я снова вернулся к бару и налил себе еще выпить. Здесь какая-то ошибка, убеждал я себя. Паула не может быть дочерью Сэнфорда, этого озабоченного извращенца, подглядывающего за ней сквозь зеркало. Это наверняка какая-то ошибка, твердил я и был не в силах разубедить сам себя. Так что в конце концов решил, что существует лишь один-единственный способ выяснить все наверняка.
Ночь раскинула над каньоном высокий шатер звездного неба, и его бархатная чернота казалась почти осязаемой. Я постучал в дверь особняка и замер в ожидании. Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась и на пороге появилась хозяйка дома собственной персоной.
На ней было сногсшибательное черное вечернее платье и держалось на узеньких бретельках; вырез был таким глубоким, что открывал для посторонних взоров заветную ложбинку между роскошных грудей; туго затянутый поясок подчеркивал узкую талию, собирая тонкий материал в мягкие складки, изящно струившиеся книзу, почти до самого пола. Кажущаяся простота этого великолепия была обманчива, и за него, наверное, пришлось выложить уйму денег из расчета не менее доллара за один квадратный дюйм. В ушах у нее сверкали скромные бриллианты, так что, на мой взгляд, любому становилось ясно, что перед ним самая обыкновенная женщина.