Том 17
Шрифт:
— Нечто подобное произошло в Европе и в эпоху Возрождения, когда корабли европейцев — итальянцев, испанцев, голландцев весь мир обошли, стали бороздить по всему свету…
— Принято считать, что Гегель был идеологом немецкой буржуазии. Это не так. Философия Гегеля отражала реакционные стремления аристократии, боязнь немецкого дворянства перед Французской революцией…
— Поход на французский материализм — вот подоснова немецкой философии.
— Вот вы ловите Фурье на противоречиях, ругаете его за эти противоречия. К чему это? Хорошо,
— Все они (немецкие философы) были против революции. Они были запуганы Французской революцией.
— Без всего этого совершенно нельзя понять, почему появляются те или иные философские школы, чем объясняется их появление…
— Вы на протяжении всей книжки не видите различия между понятиями “реакционный” и “консервативный”, не различаете их между собой. Реакционный — значит идущий назад от того, что есть. Консервативный — значит стремящийся к сохранению того, что есть. Гегель, Кант, Фихте тянули назад. Все что угодно, только не идти по стопам Французской революции.
— Льюис так писал историю философии. Марксист так не должен писать. Надо уму дать пищу…
Далее тов. Сталин для иллюстрации цитирует следующее место из книжки тов. Александрова, касающееся системы Фурье:
“Большим достижением социальной философии Фурье является учение о развитии человечества…”
— Что же это за “большое достижение”? — спрашивает тов. Сталин и продолжает уже иронически цитировать дальше:
“В своем развитии общество проходит, по Фурье, четыре фазы: 1) восходящее разрушение, 2) восходящую гармонию, 3) нисходящую гармонию, 4) нисходящее разрушение…”
Попутно тов. Сталин комментирует:
— Это же сумасбродство, глупость, а не “большое достижение”…
— Вы подымаете из пыли то, что забыто.
— Затем, нельзя все публиковать из того, что самим автором не предназначалось для печати… Вот “Философские тетради” Ленина. Из них надо брать и цитировать только принципиальное, а не все, что там есть…
— Откуда вы почерпнули какое-то “учение о кругах”? Какое же это учение? Подумайте? Вы пустили в оборот “учение о кругах”… Молодой марксист ухватится за это и будет наворачивать, сбивая с толку массу рядовых читателей…
— Учений всяких было много в истории. Но надо различать между авторами учений — лидерами, как, например, Ленин, за которым шла масса, и философами, тоже имевшими свои учения, но с которыми они сами по себе, писали для себя.
— Марксизм — это религия класса. Хочешь иметь дело с марксизмом, имей одновременно дело с классами, с массой…
— Мы — ленинцы. То, что мы пишем для себя, — это обязательно для народа. Это для него есть символ веры!
— Эта книжка, конечно, не учебник. Разумеется, когда нет хлеба, едят и жмых, и лебеду едят…
— Я, тов. Сталин, книжку переработаю, — сказал тов. Александров.
— Я хотел бы, — сказал на это тов. Сталин, — чтобы вы все это продумали…
— Возражайте! — с некоторым раздражением сказал тов. Сталин.
— Не то, чтобы системы перечислять, это Льюису предоставьте. А вы социально объясните подоснову немецкой философии… У Гегеля и других немецких философов был страх перед Французской революцией. Вот они и били французских материалистов, — еще раз резюмировал тов. Сталин одну из основных мыслей беседы.
— Кстати, — сказал тов. Сталин, — намек на то, о чем я только что говорил, у меня был сделан еще в “Анархизме или социализме?”.
И тов. Сталин процитировал следующее место из этой своей работы:
“Прежде всего необходимо знать, что пролетарский социализм представляет не просто философское учение. Он является учением пролетарских масс, их знаменем, его почитают и перед ним “преклоняются” пролетарии мира. Следовательно, Маркс и Энгельс являются не просто родоначальниками какой-либо философской “школы” — они живые вожди живого пролетарского движения, которое растет и крепнет с каждым днем. Кто борется против этого учения, кто хочет его “ниспровергнуть”, тот должен хорошо учесть все это, чтобы зря не расшибить себе лоб в неравной борьбе” (Соч. Т.1. С. 350).
И еще раз тов. Сталин вернулся к вопросу, которым он начал беседу:
— Целых шесть учений “открыли” у меня… На самом же деле нет ни одного…
Под конец беседы тов. Сталин заговорил о письме проф. Белецкого, полученном им:
— Если уже человек вынужден был писать мне, когда я был в отпуску, значит, уже был доведен до крайности.
Заговорили о том, что напрасно Белецкому предъявляют обвинение, что он еврей… что, дескать, отец его русский, до сих пор жив и т. п.
В связи с этим тов. Сталин заметил:
— Тот, кто скрывает национальное происхождение, — трус, гроша ломаного не стоит…
Еще раз возвращаясь к книжке тов. Александрова, тов. Сталин сказал:
— Автор, как старый перипатетик, скользкий, скользит на лыжах. Надо писать так, чтобы каждая глава имела центр удара…
— Не надо торопиться. Серьезные книжки так быстро не пишутся, — сказал тов. Сталин по поводу намерения т. Александрова в полгода переработать свою книгу.
— И подход и манера автора писать безразличная, не тот (слово неразборчиво. — Ред.), — продолжал тов. Сталин. — Книга не заряжает. Книга развинчивает…
По поводу преследований проф. Белецкого тов. Сталин сказал:
— Нам нельзя бросаться людьми…
И еще, опять же в связи с разговором о Белецком, после характеристики Белецкого тт. Иовчуком и Федосеевым как человека не “позитивного”, не способного к положительной работе, а только способного критиковать, тов. Сталин добавил:
— Неряха, но человек думающий…
(Далее в рукописи отсутствует одна, 21-я страница. — Ред.)
Тов. Сталин, говоря о письме Белецкого, отметил, что автор его хотел бы подискутировать по поводу книги т. Александрова.