Том 2. 1960-1962
Шрифт:
— Ну что ж,— сказал Ливингтон.— Были и такие времена. И я, конечно, пессимист. С чего это мне быть оптимистом? Да и вам тоже.
— Я не пессимист,— сказал Бэла.— Я просто плохой работник. Но время нищих духом прошло, Сэм. Оно давно миновало, как сказано в том же Апокалипсисе.
Дверь распахнулась, и на пороге остановился высокий человек с залысым лбом и бледным, слегка обрюзгшим лицом. Бэла застыл, всматриваясь. Через секунду он узнал его. «Ну вот и все,— подумал он с тоской и облегчением.— Вот и конец». Человек скользнул взглядом по инженеру и шагнул в комнату. Теперь он смотрел только на
— Я генеральный инспектор МУКСа,— сказал он.— Моя фамилия Юрковский.
Бэла встал. Инженер тоже почтительно встал. За Юрковским в комнату вошел громадный загорелый человек в мешковатом синем комбинезоне. Он скользнул взглядом по Бэле и стал смотреть на инженера.
— Прошу меня извинить,— сказал инженер и вышел. Дверь за ним закрылась. Пройдя несколько шагов по коридору, инженер остановился и задумчиво засвистел. Затем он достал сигарету и закурил. «Так,— подумал он.— Идеологическая борьба на
Бамберге входит в новую фазу. Надо срочно принять меры».
Размышляя, он пошел по коридору, все ускоряя шаг. В лифт он уже почти вбежал. Поднявшись на самый верхний этаж, он направился в радиорубку. Дежурный радист посмотрел на него с удивлением.
— Что случилось, мистер Ливингтон? — спросил он.
Ливингтон провел ладонью по мокрому лбу.
— Я получил плохие вести из дому,— сказал он отрывисто.— Когда ближайший сеанс с Землей?
— Через полчаса,— сказал радист.
Ливингтон присел к столику, вырвал из блокнота лист бумаги и быстро написал радиограмму.
— Отправьте срочно, Майкл,— сказал он, протягивая листок радисту.— Это очень важно.
Радист взглянул на листок и удивленно свистнул.
— Зачем это вам понадобилось? — спросил он.— Кто же продает «Спэйс Перл» в конце года?
— Мне срочно нужны наличные,— сказал инженер и вышел.
Радист положил листок перед собой и задумался.
Юрковский сел и отодвинул локтем шахматную доску. Жилин сел в стороне.
— Осрамились, товарищ Барабаш,— сказал Юрковский негромко.
— Да,— сказал Бэла и глотнул.
— Откуда на Бамбергу попадает спирт, вы выяснили?
— Нет. Скорее всего, спирт гонят прямо здесь.
— За последний год компания отправила на Бамбергу четыре транспорта с прессованной клетчаткой. Для каких работ на Бамберге нужно столько клетчатки?
— Не знаю,— сказал Бэла.— Не знаю таких работ.
— Я тоже не знаю. Из клетчатки гонят спирт, товарищ Барабаш. Это ясно даже и ежу.
Бэла молчал.
— Кто на Бамберге имеет оружие? — спросил Юрковский.
— Не знаю,— сказал Бэла.— Я не мог выяснить.
— Но оружие все–таки есть? — Да.
— Кто санкционирует сверхурочные работы?
— Их никто не запрещает.
— Вы обращались к управляющему? Бэла сжал руки.
— К этой сволочи я обращался двадцать раз. Он ни о чем не желает слушать. Он ничего не видит, не слышит и не понимает. Он очень сожалеет, что у меня плохие источники информации. Знаете что, Владимир Сергеевич, либо вы меня отсюда снимайте к чертовой матери, либо дайте мне полномочия расстреливать гадоз. Я ничего не могу сделать. Я вразумлял. Я просил. Я угрожал. Я даже пытался бить морды. Это стена. Для всех рабочих комиссар МУКСа — красное пугало. Разговаривать со мной никто не желает. «I don't know anything and it's not any damn business of yours» (Ничего
— Здесь не на кого опереться,— продолжал Бэла.— Это либо бандиты, либо тихая дрянь, которая мечтает только о том, чтобы набить свой карман, и ей наплевать, сдохнет она после этого или нет. Ведь у них настоящие люди сюда не идут. Отбросы, неудачники. Люмпены. У меня руки трясутся по вечерам от всего этого. Я не могу спать. Позавчера меня пригласили подписать протокол о несчастном случае. Я отказался: совершенно ясно, что человеку вспороли скафандр автогеном. Тогда этот подлец, секретарь профсоюза, сказал, что будет на меня жаловаться. Месяц назад на Бамберге появляются и в то же утро исчезают три девицы. Я иду к управляющему, и этот стервец смеется мне в лицо: «У вас галлюцинации, мистер комиссар, вам пора вернуться к вашей жене, вам уже мерещатся девки». В конце концов в меня трижды стреляли. Да, да, я знаю, что ни один дурак не старался в меня попасть. Но мне от этого не легче. И подумать только, меня посадили сюда, чтобы охранять жизнь и здоровье этих обормотов! Дапровались они все…
Бэла замолчал и хрустнул пальцами.
— Ну–ну, спокойно, Бэла,— сказал строго Юрковский.
— Разрешите мне уехать,— сказал Бэла.— Вот товарищ,— он указал на Жилина,— это, вероятно, новый комиссар…
— Это не новый комиссар,— сказал Юрковский.— Познакомьтесь, бортинженер «Тахмасиба» Жилин.
Жилин слегка поклонился.
— Какого «Тахмасиба»? — спросил Бэла.
— Это мой корабль,— сказал Юрковский.— Вот что мы сейчас сделаем. Мы пойдем к управляющему, и я скажу ему несколько слов. А потом мы поговорим с рабочими.— Он встал.— Ничего, Бэла, не огорчайтесь. Не вы первый. У меня эта Бамберга тоже вот здесь сидит.
Бэла озабоченно сказал:
— Только нужно взять с собой несколько наших. Может случиться драка. Управляющий здесь подкармливает целую шайку гангстеров.
— Каких наших? — спросил Юрковский.— Вы же говорили, что ни на кого здесь положиться не можете.
— Так вы приехали один? — с ужасом спросил Бэла. Юрковский пожал плечами.
— Ну, естественно,— сказал он.— Я же не управляющий.
— Ладно,— сказал Бэла.
Он отпер сейф и взял пистолет. Лицо у него было бледное и решительное. «Первую пулю я всажу в этого слизняка,— с острой радостью подумал он.— Пусть в меня стреляет кто угодно, но первую пулю получит мистер Ричардсон. В жирную, гладкую, подлую свою рожу».
Юрковский внимательно посмотрел на него.
— Знаете что, Бэла,— сказал он проникновенно,— я бы на вашем месте пистолет оставил. Или отдайте его товарищу Жилину. Я боюсь, что вы не удержитесь.
— А вы думаете, он удержится?
— Удержусь, удержусь,— сказал Жилин, улыбаясь.
Бэла с сожалением отдал ему пистолет.
Юрковский открыл дверь и остановился. Перед ним вырос молодцеватый сержант Хиггинс в свежей парадной форме и в голубой каске. Хиггинс отчетливо взял под козырек.