Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
Народ безмолвствует.
Занавес.
Заседание РКК.
Председатель. Товарищи, на повестке вопрос о всеми нами любимом и глубокоуважаемом товарище Ситникове, хорошем знакомом и близком приятеле товарища Зет из НКПС. На основании статьи сорок седьмой Кодекса законов о труде администрация предлагает уволить дорогого товарища Ситникова.
Члены РКК (в ужасе). Что вы
Председатель (со вздохом). Невероятно, но факт. Надо обсудить. Прежде всего предлагаю выяснить обстоятельства, а потом вынесем решение.
Члены РКК. Правильно!
Председатель. Итак, наносил ли дорогой товарищ Ситников оскорбление словами гражданину Димитриеву при исполнении служебных обязанностей?
Члены РКК. Наносил.
Председатель. Хорошо. Дальше. Наносил ли многоуважаемый Ситников побои гражданину Димитриеву при исполнении им служебных обязанностей?
Члены РКК (дружно). Наносил!
Председатель. Правильно. Дальше-с! Говорил прекрасный товарищ Ситников, что и в дальнейшем будет избивать гражданина Димитриева?
Члены РКК (горячо).Говорил!
Председатель. Так. А почему это говорил чудесный товарищ Ситников?
Члены РКК (как один человек). Потому что у него протекция в НКПС, потому что сам товарищ Зет ему хорошим знакомым приходится!
Председатель. Верно. Обстоятельства выяснены. Теперь приступим к вынесению решения.
РКК совещается. Музыка играет вальс «На сопках Маньчжурии».
Председатель. Попрошу встать. Справедливое решение вынесено. «Ввиду рекомендации Ситникова товарищем Зет как хорошего работника оставить на службе».
Музыка играет туш. Добродетель торжествует. Ситников удовлетворенно идет бить табуреткой морду Димитриеву. Члены профсоюза с легким недоумением расходятся. Занавес медленно падает… в обморок.
Хорошая опера «Тетушкин хвостик», черт бы ее побрал! Долго с репертуара не сходит!
Как бы не кончилась она только, как оперетка «Дочь Миронова».
1926
Индивидуальный градусов *
— К чертовой маме! — хрипло заметил Градусов. — Пущай, которые хотят, записываются на воскресную экскурсию, а я не желаю. Желаю проводить воскресный отдых самостоятельно, со всем своим полным семейством.
— А вы
— А мне, между прочим, начихать на это дело с высокого дерева. Не желаю. Желаю самостоятельно. Без коллектива чтоб. И чтоб не Горький, а горькая… и вообще…
— К чертовой маме! — сказал Градусов в воскресенье утром, засовывая в корзину две бутылки горькой и полтора фунта голубой колбасы. — И безо всякого коллектива управимся. Ого-го! Эй, жена, пиво уложила?
— Уложила.
— Самовар увязала?
— Увязала.
— Тады ладно. Дети, цветы жизни, готовы?
— Готовы.
— Тады гайда на вокзал! Чего зря канителишься! Чай, мы не коллективные, а индивидуальные. В два счета допрем до зеленой травки, а там можно и горькую… почитать. И чтоб никаких крепостных семнадцатого века… Ик… Верно?
— Верно.
— Ну, раз верно, тады бери, Митя, самовар. Сашка, хватай библиотечку с горькой. Клавочка, зонтик не забудь. Варька, держи пакет с деревянным углем и кувшин молока, да смотри, чтоб не скисло по дороге. Ну-с, больше ничего не забыли?
— Забыли! Забыли! Бабушку забыли!
— А, черт возьми! Хватайте старушку. Да поживее. А то на поезд опоздаем. Ну, в два счета! Чтоб раз-раз — и готово. Это вам не коллективная экскурсия…
В поезде:
— Папаша, Митька самовар потерял!
— Паршивец, где самовар?
— Есть. Не беспокойтесь. На нем бабушка сидит.
— Эй, бабка, ты сиди себе, старушка, только не очень, а то в самоваре-то воды нету… Чего доброго, распаяется.
— Ох-х-х! Дышать нечем! Духота!
— Ма-му-ся! У меня носки заболели…
— Ничего, детка, не плачь. Сейчас приедем. Бери пример с Клавочки. Она всю дорогу на одной ноге стоит, да и то на чужой.
— Караул! Грудного Ваньку дома забыли!
— Ах ты, боже мой, чистое наказание с этими детьми! Ворочаться, что ли? Кондуктор, остановите поезд!
— Не надо останавливать. Ванька нашелся.
— Где же он?
— А его Варька на крышу положила, чтоб не задохся в вагоне.
— Правильно!
— Ой, мне глаз выкололи!
— Правый или левый?
— Левый!
— Тады хорошо. Ближе к сердцу.
— Кар-раул! Кар-ра…
— Уф! Чтоб вы все подохли, проклятые! Приехали. Вылезай.
На лоне природы:
— Ик… и… никаких коллективов! К-каждый сам себе экскур-сия. Открой-ка, жена, второй том горькой… Люб-блю поч-читать… Это вам не семнадцатый век! Эт-то вам не коллективные птички. Ваш… здоров… Ик!