Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
— Батюшки! Никак, пожар?
— Ер-рунда. То Митька самовар неудачно поставил и поджег соседнюю дачу.
— А где же бабушка?
— Ч… черт ее знает. Не иначе как в пруде утопла. Т-туда ей и дорога, симпатичной ст-тарушке.
— Тятенька, Ванька опять пропал!
— Где же он?
— Не иначе что на вагонной крыше его оставили.
— Тады ничего. Пущай. Обратно в Москву поедет на крыше. А потом оп-пять на дачу… А потом опять об-братно… Туда и обратно, туда и обратно… Пущай ребеночек покатается… Ик…
Дальше
— Мамаша! Шкандал! Папаша морду бьет какому-то дяде.
— Ах ты, боже мой! Да и дядя папашу наяривает. Митька, хватай самовар!
— Мамаша! Папеньку в отделение ведут.
— Бегу, бегу… Ах ты, ирод! Начитался-таки горькой… как свинья!
— Нич-чего, жена. Пущай ведут. Плюю. Эт-та вам не коллективная экскур-сия. Не птички-цветочки. Пущай. Пик-ник.
— Митька! Клавочка! Бабушка! Дети! Собирайтесь домой! Воскресный отдых кончился. Едем. Ах, за что я такая несчастная уроди-и-илась на свете. Дал бог одного мужа и тот индивидуальный…
Через неделю в субботу индивидуальный Градусов, опустив усы и глаза, говорил руководителю экскурсии:
— Это самое… Больше я не тово… Записывай, значит, со всем семейством… Потому — не желаю больше индивидуально… Попили моей кровушки!..
1926
Почему?.. почему? *
По предложению заведующего рабочим клубом станции Гребенка Южных правление клуба единогласно постановило «постороннюю публику» в клуб не допускать, а допускать исключительно членов клуба. Поэтому ежедневно в шесть часов вечера в клубе садится дежурный член правления с деревянной палкой и, если только зайдет какой-нибудь гражданин, не член клуба, почитать газету или журнал, бьет его по спине вышеупомянутой палкой.
Между тем членов клуба насчитывается всего 160 человек, в то время как рабочих и служащих на станции Гребенка — 2000.
Окна гребенковского клуба заманчиво освещены. Из открытой двери доносится нежный шелест свеженьких, только что полученных газет и журналов… Доносится веселый смех, шутки, разговоры.
У двери сидит на стуле дежурный член правления. В левой руке у него карандаш, а в правой большая красивая деревянная палка.
Народ толпится на дворе, желая проникнуть в клуб.
— Товарищ дежурный член, разрешите пройти в клуб!
— А ты член клуба?
— Так точно. Член.
— Покажь членский билет!
— Вот-с.
— Взносы уплачены?
— Уплачены.
— Покажь.
— Вот-с.
— Правильно. Проходи, культурно развлекайся, пес с тобой!
Дежурный член правления деловито раскрывает книгу и отмечает посетителя.
— Дяденька, пропустите в клуб!
— А ты кто такой?
— А я Васька, стрелочников сын. Тама, в клубе, тятенька у меня сидит, газету читает, а мне тоже сильная охота в шашки срезаться с Параськой, которого батька дорожный мастер.
—
— Ни. Тятенька у меня сидит в клубе, газету читает, а мне тоже сильная охота в шашки… Запишите, дя-я-денька!
— А вот я тебя сейчас, беспризорный алимент, запишу палкой по спине! Кыш отсюда!
— Дя-я-денька! Пусти-и-и!
— Ах ты, чертов сын! — Бац, бац, бац! — Получил по спине? Будешь теперь знать, как в благородное общество без членского билета лезть? Проваливай. Ну, которые там дальше в клуб хотят?
— Я бы… попросил… пропустить…
— Член клуба?
— Н-никак нет. Не успел. Однако у меня сильная тяга к свету знания. Желаю, так сказать, вовлечься в культработу на основе регулярного посещения местного клуба. Пропустите, пожалуйста, товарищ!
— Вон!
— Това-а-а-ри…
— Гусь свинье не товарищ! Курица не птица! Не член клуба — не человек. Катись колбасой.
— Мне это, товарищ, извините, даже довольно странно! С точки зрения…
— А вот я тебе сейчас поставлю точку зрения! А ну, где моя клубная палка? — Бац, бац, бац! — Получай точку зрения. Катись! Которые дальше?
— Я желаю в клуб. С Сашей. Мы оба желаем в клуб. Верите ли, товарищ член правления, аж душа болит, до чего хочется в клуб! И Саша может подтвердить. А то что же это — каждый день пивная да пивная… Сил наших больше нету! Спиться можно так. Пропустите, дорогой и глубокоуважаемый член правления! Не дайте погибнуть ни за понюшку табаку! Саша, подтверди!
— Члены клуба?
— Извините! Не успели. Верите ли, аж душа болит! Каждый день пивная да пивная…
— Значит, не члены?
— Не члены.
— Так можете проваливать! Нам таких не надо. А ну, где моя большая палка?.. Следующий!
— Что ж, Саша… Видно, планида наша такая, Саша! Против рожна не попрешь, Саша!.. Поворачивай оглобли, Саша! Пойдем с горя… в пивную! В пивной, Саша, хорошо… В пивной, друг ты мой ситный Саша, никаких членских билетов не спрашивают… Окромя кредитных билетов, конечно… Эх-х, и надеремся же мы с тобой, Саша, с горя!
— Пр-р-равильно!
Окна гребенковского клуба заманчиво освещены. Доносится культурно-просветительный шелест свежих газет и журналов… Доносится веселый смех, говор. Доносится даже, быть может, музыка…
И сидит в дверях гребенковского клуба дежурный член правления с большой деревянной палкой в руках…
Председатель правления гребенковского клуба недоуменно чешет затылок и говорит членам правления:
— Не понимаю я, ребятки, одного: работа в клубе поставлена на ять — выписываются новые газеты, журналы, фортепьяны там всякие… шашки, шахматы… постороннюю публику в клуб не допускаем… не жалея, можно сказать, собственных рук и казенной палки, боремся за культурное процветание станции Гребенки, а толку никакого! По-прежнему переполнены пивные, по-прежнему дети рабочих и служащих бегают по путям, как беспризорные, по-прежнему молодежь хулиганит… Просто ума не приложу, почему бы это!