Том 2. Клетка для простака
Шрифт:
— Вам-то что до этого? В любом случае от этого вам никакого проку. В завещании вы даже не упоминаетесь.
— Знаю.
— И это вас не беспокоит?
— Нет.
— И все равно вы хотите, чтобы старикан был счастлив?
— Да, я хочу, чтобы он нашел свою дочь.
Я развел руками и плюхнулся на ближний стул.
— Идет, Лофтинг. Сразу после ужина приступаю к работе. — И при мысли о том, что ждет меня впереди, я застонал!
Неожиданно у меня над головой зазвенели колокола Нотр-Дам, я дернулся и распрямился на стуле, приготовившись, что сейчас со стропил спустится Квазимодо. Но тут до меня дошло, что всего-навсего прозвучал звонок у парадной двери.
— Впечатляющие
Он уже исчез в коридоре, и мое остроумие лишь сотрясло воздух.
Пять минут спустя, то есть рекордно быстро, Лофтинг снова появился в столовой, сопровождая двух гостей с решительным выражением лица, словно выточенных из того же серого камня, из которого был сложен дом.
Первой вошла женщина, далеко за пятьдесят, довольно привлекательная в своей худобе и самоуверенности, свидетельствовавших о сильной воле, уме и деньгах. Женщины этого типа прекрасно понимают, что если они потеряют свою поразительную внешность, то утратят важное преимущество, и поэтому никогда ничего не теряют, если это в их силах. Ее тонко подкрашенное лицо казалось гладким, только морщинки вокруг карих глаз выдавали возраст. Пунцовый топ из тафты, который завязывался спереди узлом, оставляя живот голым и подчеркивая твердые чашечки грудей, дополняли шелковые слаксы в цветочек. Ее огненно-оранжевого цвета волосы довольно темного оттенка вызывали интерес, но не выглядели вызывающе. Зачесанные в тугой пучок на макушке, они почти не растрепались, несмотря на ненастную погоду. Ее прическа, как и все в ней, производила впечатление, и очень неплохое.
— Кто этот мужчина? — требовательно спросила она стальным голосом, посмотрев на Лофтинга.
— Это мистер Рэндол Робертс, — ответил великан, словно его душили. — Адвокат мистера Брэдстоуна.
— Неужели? — Ее тон резко переменился от холодного недружелюбия до умеренного интереса. — Вы здесь по делу, мистер Робертс? Имеющему отношение к состоянию?
— Да уж не ради собственного удовольствия, — проворчал я, втайне подозревая, что я не вполне искренен.
Пока дама задумчиво рассматривала меня, я заметил кудрявого светловолосого Адониса, который плелся за ней. Я счел его красивым, во всяком случае вполне подходящим для таких женщин, которые обмирают от покрытых бронзовым загаром, мускулистых пляжных мальчиков с выбеленными солнцем волосиками, завивающимися колечками над ушами. Женщин с подобным вкусом и с подобными деньгами, чтобы это себе позволить, очень много.
Одежда, в которой он явился, напоминала униформу — белая рубашка-поло, туго обтягивавшая его массивную грудь, коричневые облегающие брюки и обыкновенные ботинки. Некоторых парней такого рода можно быстро раскусить, но Корнелиус оказался не из таких. Он вовсе не выглядел амбалом и доходил Лофтингу только до груди, в то время как я, если чуть-чуть привстать на цыпочки, мог дотянуться подбородком до его плеча. Бросив на меня небрежный взгляд, он с выражением усталого презрения проигнорировал меня полностью. Для него я представлял собой не более чем предмет мебели. Снова обратив внимание на даму, я заметил, что Лофтинг взирает на нее с некоторой неловкостью.
— Мистер Брэдстоун не упоминал о вашем приезде, — проговорил он. — Как вам известно, он нездоров. Надеюсь, вы не побеспокоите его своим… неожиданным визитом.
— Черт побери, тем хуже для него! — набросилась на слугу леди, брызгая слюной. — Я собираюсь все выяснить, и ничто меня не остановит. На сей раз он не отвертится и не сошлется ни на какие вымышленные совещания или сердечный приступ. Черта с два!
Хмуро глядя на нее с явным неудовольствием, Лофтинг прокашлялся, намереваясь что-то сказать,
— Мистер Робертс, это миссис Джойс Джонсон. Она доводится мистеру Брэдстоуну сводной сестрой. — Он сделал ударение на слове «сводной», чтобы дать понять, насколько это важно. — Пойду посмотрю, готов ли мистер Брэдстоун к ужину, — заключил Лофтинг и вышел из комнаты, не потрудившись представить скучающего Адониса, который держался на заднем плане, обозревая нас с равнодушным видом.
— Похоже, Лофтинг нисколько не изменился, — вздохнула Джойс Джонсон и осторожно поправила прическу, приколов несколько выбившихся прядей. — Удивительно, верно? Даже сейчас, в последний час, когда он знает, что не получит и пятидолларовой купюры!
— Меня это тоже удивляет, — быстро вставил я. — У меня такое впечатление, что он пробыл со стариканом довольно долго?
Джойс кивнула.
— Тридцать лет. Достаточно долго, чтобы возненавидеть старого скрягу до глубины души, как я. Но… — Она пожала плечами, говоря глазами, что в мире всякие люди водятся, и зачем попусту тратить время, обсуждая это.
— Довольно долго, — задумчиво пробормотал я. — Вы считаете, что Брэдстоун сделает жест и…
— Лофтинг всего-навсего его слуга! А вот как насчет меня, его сестры!
Она так посмотрела на меня, словно я предположил, что слуги ничем не отличаются от кровных родственников.
Я пожал плечами.
— Ведь это его деньги. Кто я такой, чтобы советовать ему, как от них избавиться?
Она приподняла одну аккуратную бровь.
— Действительно, кто вы такой? Только тот, кто переносит на бумагу его желания. Мне пришло в голову, что вы могли бы…
Но, видимо, не очень этичное предложение, которое она хотела мне сделать, так и застыло на ее губах, поскольку как раз в этот момент в коридоре послышался звук торопливых шаркающих шагов, а за ним последовал зычный рев, и я мог бы поклясться в том, что он исходил из абсолютно здоровых легких, если бы сам не слышал, как несколько часов назад они издавали лишь сиплый хрип.
— Где эта чертова сучка! — гремел А. З. Бертрам Брэдстоун, врываясь в комнату, чуть не падая и размахивая тростью над головой.
Его сестра быстро повернулась к нему лицом.
— Вот я где, смердящий старый пес! И я пришла сказать, что у тебя нет никакого права отдавать все до последнего цента развратной потаскушке, оставляя дочь своей матери без средств к существованию!
— Что, пришла укусить меня, жалкая блоха! — неистовствовал Брэдстоун, качаясь на дрожащих тоненьких ножках и в ярости дыша в лицо своей сестрице. Какое-то мгновение вид у него был такой, словно он вот-вот рухнет, но Лофтинг бросился вперед и с отрепетированной ловкостью поддержал старика в вертикальном положении одной рукой, чудесным образом избежав удара парящей в воздухе трости.
— Я — твоя сестра! — брызгая ядовитой слюной, кричала она. — Неужели тебе все равно? Разве долг перед памятью матери ничего для тебя не значит?
— Ты значишь для меня не больше, чем она! — грохотал Брэдстоун. — Ей вздумалось сбежать и выйти замуж за негодного подлеца — бросив меня и моего отца! Она получила то, что заслужила, — нищету и тебя! И тебе досталось то, что ты заслужила, — ее фригидность и эгоизм. Клянусь Богом, это все, на что ты можешь рассчитывать!
— Вам не кажется, господа, что лучше успокоиться, отложить пока все разногласия, а завтра спокойно и интеллигентно обсудить все проблемы? — вдруг прозвучал ровный голос. Он принадлежал пляжному мальчику, который стоял, опершись о край стола, с веселой улыбочкой, придавшей ему еще более мальчишеский вид.