Том 2. Лорд Тилбури и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

— Так вот, — легко и бегло начал он, — кажется, я говорил вам, что все непросто, есть пружины. Они есть. Я люблю прекрасную девушку, но ее отец, по дурости, не разрешает нам пожениться, пока я нигде не работаю. Мало того, он требует, чтобы я проработал целый год. А меня отовсюду выгоняют. Поступил к Тилбери — выгнали. Поступил к Эмсворту — выгнали. Нет, нет! — Монти поднял руку. — Я знаю, вы хотите сказать: «Везёт же вашей невесте». Вы ошибаетесь, она меня любит, хотя некоторая отсталость мешает ей надуть отца.

Итак, меня выгоняют. А сейчас мне пришло в голову: у вас контора, всякие помощники. Возьмите меня!

Перси не ответил мгновенно лишь потому, что выбирал лучший вариант из трех. Но выбрать не успел; Монти Бодкин произнес удивительную фразу:

— Дам тысячу фунтов!

Перси наконец справился с несчастными связками:

— Тысячу?!

— Ах, у меня куча денег! — сообщил наш герой, приняв странный блеск в глазах за недоверие. — Просто мутит. Не в них суть. Суть в Дж. Г. Баттерсвике. Он непременно хочет…

Перси Фробишер Пилбем менялся на глазах. Примерно это мы можем увидеть в фильме про Джекилла и Хайда, но. все же потише, помягче. Лицо его светилось изнутри. Вообще-то красивей он не стал, но Монти судил не эстетически.

— Заплатите тысячу, чтобы ко мне поступить? — еще раз проверил сыщик.

— Вот именно.

— Да за такие деньги, — просто сказал Пилбем, — будьте хоть партнером, если вам надо.

— Нет, не надо, — отвечал Монти. — Тут все равно, какое место. Я бы хотел — таким, знаете, помощником.

— Пожалуйста.

— На целый год?

— Хоть на десять!

Монти сел, торжественно и устало, как марафонский победитель. Смотрел он на рекламу шипучки («Содовая Сигби»), которая помогала обоям создавать ту особую атмосферу, к какой обычно стремятся безжалостные кабатчики.

— Ее фамилия Баттерсвик, — наконец сообщил он. — Зовут Гертруда.

— Да? — откликнулся Пилбем. — Книжка при вас?

— Глаза, — продолжал Монти, — серые… Но как бы и голубые!

— А то! — поддержал сыщик. — Может, в кармане?

— Что до волос, они каштановые. Точнее, такие рыжеватые. Можно сказать, бронзовые. Рост… ну сами понимаете! А вот губы…

— Бумажки нет? — осведомился Перси.

— Нарисовать вам, да?

— Выписать чек.

— А, ясно! Книжка наверху, в чемодане.

— Тогда пошли, — предложил Пилбем. — Я вам помогу.

Бидж сидел у себя и пил бренди. Если дворецкий имел на это право, то именно этот. Его снедала печаль. Такой благодушный человек не мог спокойно смотреть на злоключения бедной четы. Бидж любил детективы и хотел бы, чтобы жизнь на них походила. Ну, смотрите: гангстеры, выстрелы, засады, мрачные подземелья, зловещие китайцы, отравленная спаржа, кобры в камине — а влюбленным хоть бы что. Здесь он на такой исход не надеялся. Когда в библиотеке сидят леди Констанс и леди Джулия, хорошего не жди.

За

восемнадцать лет он изучил хозяина. Да, добра он хочет каждому, но столкнись интересы, начнись всякие споры, — и пылкое стремление к покою побудило его сдаться тому, кто громче кричит. Те же восемнадцать лет научили его тому, что это — леди Констанс.

Словом, надежды нет. Тяжело вздохнув, он налил бренди. Обычно в этот час он пил портвейн. Но портвейн означал, что обед кончен, кофе подан, и до завтра душа свободна. Сейчас он был бы неуместен.

Вздохнув и отпив еще, он заметил, что в комнате кто-то есть. И впрямь, в нее вошел Ронни.

— Не вставайте, Бидж, — сказал он, присаживаясь к столу. Щеки его были скорей малиновыми, а это показывало, что он волнуется. Дворецкий вспомнил, что десять дней назад, такого же самого цвета, молодой хозяин вовлек его в страшную аферу. Потом он взвесился и узнал, что потерял за двое суток три фунта.

— Дела плохи, Бидж, — произнес Ронни.

— Да уж, мистер Роналд, — согласился дворецкий. — Значит, вы слышали?

— Что?

— Печальные новости.

— Ну да, вы же там были.

Бидж закатил глаза, давая понять, что это — не самое худшее.

— Императрица, — сказал он, — съела рукопись, мистер Роналд.

— Не может быть!

— Съела, сэр. Когда пришел милорд, доедала последний листик. Кто-то, видимо, оставил…

— Пилбем!

— Вероятно, мистер Роналд.

— Значит, ее нет?

— Нет, мистер Роналд.

— А тетя Констанс знает?

— Видимо, да, мистер Роналд.

Ронни стал вишневым.

— Ладно, — сказал он. — Все равно он бы ее не отдал. Можно мне бренди?

— Конечно, конечно, мистер Роналд.

— Так вот, я решил… Хорошая, однако, вещь…

— Еще бы, сэр. Вы что-то хотели сказать?

— Да так, подумал. Вы заметили, что я не ел за обедом?

— Заметил, мистер Роналд.

— Я думал.

— Понятно, мистер Роналд.

— Думал, — повторил Ронни. — Размышлял. И решил.

— Что именно, мистер Роналд?

Ронни помахал ногами.

— Вы любили когда-нибудь, Бидж?

— Да, мистер Роналд, в молодости. Ничего не вышло.

— Странная штука эта любовь.

— Золотые слова, сэр.

— Заводит как-то… толкает… ты на все готов.

— Вот именно, сэр.

— В огонь и в воду, как говорится.

— Естественно, сэр.

— Бренди можно?

— Пожалуйста, мистер Роналд.

— Так вот, за рыбой я и решил. Рукописи нет, тетя Констанс опять насядет на дядю.

Дворецкий сочувственно покашлял.

— Мне представляется, мистер Роналд, что ее светлость этим и занималась, когда я зашел в библиотеку.

— Наверное, уже обработала?

— Боюсь, что вы правы, мистер Роналд.

— Так! — сказал Ронни. — Тогда вариантов нет. Пришло время действовать.