Том 2. Лорд Тилбури и другие
Шрифт:
— Не люблю певичек.
— Джули, какая она певичка!
— Я не разбираюсь в их видах. Нет твоего опыта. Певичка — значит певичка.
— Иногда, — задумчиво сказал Галли, — мне хочется тебя утопить.
— Вероятно, в мальвазии.
— Неужели ты не понимаешь, что она — прекрасный человек? Если хочешь, истинная леди?
— Вот скажи, — так, для сведения — она, случаем, не твоя дочь?
— Нет, не моя. Ее отец — капитан ирландской гвардии, Джек Коттерли. Они с Долли поженились, когда я был в Южной Африке.
Он
— Сижу я как-то в баре, а один тип говорит: «Знаете, Долли Хендерсон — ну, из «Тиволи» — вышла замуж». Прямо так, с ясного неба!
Леди Джулия взяла журнал.
— Если, — сказала она, — разговор окончен…
— О, нет! — заверил Галли.
— Тогда поскорей, если можно. Что-нибудь занятное?
— В высшей степени.
— Наконец-то! Кстати, это не про мемуары?
— Про них.
— Может быть, если я буду мешать, ты их опубликуешь?
— Вот именно.
Леди Джулия мило рассмеялась.
— Да, Конни мне говорила. Она очень волнуется, а мне вот — совершенно все равно, публикуй, если хочешь. Наконец-то что-то заработаешь, а репутация нашей знати…
— Минутку!
— Да?
— Насколько я знаю, ты замужем за генерал-майором сэром Майлзом Фишем?
— Конечно.
— Что ж, обратимся к сэру Майлзу.
Леди Джулия приподнялась в кресле.
— Когда он на тебе женился, — продолжал Галахад, — он был великолепным полковником. Помню, ты даже сетовала на безупречность его манер. Поверь мне, Джули, когда добрый старый Фиш начинал свой путь — ты в это время отравляла жизнь нашим гувернанткам, — выдумка его и блеск поражали Лондон.
— Галахад! — воскликнула леди Джулия. — Неужели ты…
— Кто ехал на велосипеде в нежно-голубых кальсонах? — спросил историк, грозно устремив к ней палец.
— Галахад!!
— Кто, вернувшись с Нового года, принял ящик для угля за бешеную собаку и долго в него стрелял?
— Галахад!!!
— Кто…
Тут и вошла леди Констанс.
— А, Конни! — приветливо заметил брат. — Мы вот болтаем. Джули расскажет, я спешу. Дополнительные сведения — в главах III, XI, XVI и особенно XX.
В бильярдной, как он и предполагал, перерыва не было, и он пожалел, что не может сделать фото для любимой сестры.
— Молодец! — признал он. — Великолепно!
Ронни смущенно поправил галстук. Он не слышал, как открылась дверь. Сью подбежала к Галахаду и поцеловала его.
— Ах, зря! — заметил он. — Мало ли, Ронни подумает!
— Не дери душу, — попросил Ронни.
— Хорошо, не буду. Скажу только, что из всех молодых хлыщей…
— Он не хлыщ! — воскликнула Сью.
— Дорогая моя, — ответил Галли, — я вырос среди хлыщей, я среди них сформировался. Я состоял в клубах, где одни хлыщи. Кого-кого, а хлыща я всегда узнаю. И вообще, речь не об этом. Речь о моих мемуарах.
Ронни странно вскрикнул.
— Кто бы он ни был, — продолжал Галли, — от него зависит все. Если рукописью завладеют
— Дядя Галли! — заорал Ронни.
— Ронни, дорогой! — воскликнула Сью. — Что случилось?
Всполошилась она не зря. Безукоризненный пробор, безукоризненный жилет — все пошло прахом. Глаза безумно вращались.
— Говорю я, — продолжал невозмутимый Галли, — о твоей матери и леди Констанс. Ты удивишься, но за моей книгой охотится и твой Бодкин. Как ни прискорбно, он — первостатейный гад. Его нанял Тилбери, в девичестве — Скунс. Почему ему дали титул, представить себе не…
— Дядя Галли!
— Да, что?
Холодное спокойствие снизошло на Ронни.
— Монти тут был, — ответил он. — Просил рукопись. Я сказал ему, где она. Вероятно, теперь она у него.
Глава XI
Нет на земле совершенной радости. Как заметил один древний римлянин, только расслабишься — surgit aliquid amari. Забрав рукопись, полюбовавшись ею, переместив к себе, полюбовавшись снова и спрятав в надежное место, Монти несколько поостыл, ибо представил себе беседу с Пилбемом. Он не любил неприятных сцен, а эта, судя по всему, обещала стать просто гнусной. У Пилбема есть к тому основания.
Посудите сами, мог сказать он, сыщики — тоже люди. Предположим, Шерлок Холмс буквально вылез из кожи, чтобы найти бумаги адмиралтейства, и тут ему говорят: «А, да, кстати! Помните эти бумаги? Так вот, плюньте. Мы их нашли». Расстроится он? Еще бы! Расстроится и Перси Пилбем. Словом, Монти совсем не хотелось делиться с ним новостью.
Но что поделаешь! Сыщик сидел в курилке, массажируя усы, и Монти робко начал:
— Ах, вот вы где!
Сыщик на него посмотрел. Взгляд был мутный, и совесть затрепетала. Человек старается, думает…
— А, Бодкин, — сказал тем временем Перси. — Вы мне и нужны. Я думал…
Страшно страдая, добрый Монти решил нанести удар сразу.
— Это видно, — произнес он. — По глазам. Ничего, больше не думайте. Выключите мозг. Она у меня.
— Э?
— Я взял рукопись.
— О!
— Да, да, взял.
Они довольно долго молчали.
— Так, — сказал Пилбем. — Прекрасно. Хорошо спрятали?
Монти стало легче. Какой, однако, милый человек! В таких обстоятельствах… Жуть, какой милый.
— Что с ней делать будете? — спросил сыщик.
— Отнесу в «Герб», такому Тилбери.
— Это лорду, что ли?
— Да, — удивился Монти. — Вы знакомы?
— Я у него работал. Издавал «Сплетни».
— Нет, правда? А я сотрудничал в «Малыше». Мы прямо родственники!
— Зачем она ему?
— У него контракт. Если ее не печатать, он теряет много денег.
— Ага, ага, ясно. Я думаю, неплохо заплатит.
— Мне деньги не нужны, у меня деньги есть. Мне нужна служба. Он обещал меня взять, если я принесу рукопись.