Том 2. Поэмы, Лермонтов Михаил Юрьевич

Том 2. Поэмы

на обложку

Лермонтов Михаил Юрьевич

Шрифт:

В тот самый год, осенним днем, Между Железной [44] и Змеиной, [45] Где чуть приметный путь лежал, Цветущей, узкою долиной Тихонько всадник проезжал. Кругом, налево и направо, Как бы остатки пирамид, Подъемлясь к небу величаво, Гора из-за горы глядит; И дале царь их пятиглавый, Туманный, сизо-голубой, Пугает чудной вышиной.

Две горы, находящиеся рядом с Бешту. (Примечание Лермонтова).

Еще

небесное светило Росистый луг не обсушило. Со скал гранитных над путем Склонился дикий виноградник, Его серебряным дождем Осыпан часто конь и всадник. Но вот остановился он. Как новой мыслью поражен, Смущенный взгляд кругом обводит, Чего-то, мнится, не находит; То пустит он коня стремглав, То остановит и, привстав На стремена, дрожит, пылает. Всё пусто! Он с коня слезает, К земле сырой главу склоняет И слышит только шелест трав. Всё одичало, онемело. Тоскою грудь его полна… Скажу ль? – За кровлю сакли белой, За близкий топот табуна Тогда он мир бы отдал целый!..

Кто ж этот путник? Русский? Нет. На нем чекмень, простой бешмет, Чело под шапкою косматой; Ножны кинжала, пистолет Блестят насечкой небогатой; И перетянут он ремнем, И шашка чуть звенит на нем; Ружье, мотаясь за плечами, Белеет в шерстяном чехле; И как же горца на седле Не различить мне с казаками? Я не ошибся – он черкес! Но смуглый цвет почти исчез С его ланит; снега и вьюга И холод северных небес, Конечно, смыли краску юга, Но видно всё, что он черкес! Густые брови, взгляд орлиный, Ресницы длинны и черны, Движенья быстры и вольны; Отвергнул он обряд чужбины, Не сбрил бородки и усов, И блещет белый ряд зубов, Как брызги пены у брегов; Он, сколько мог, привычек, правил Своей отчизны не оставил… Но горе, горе, если он, Храня людей суровых мненья, Развратом, ядом просвещенья В Европе душной заражен! Старик для чувств и наслажденья, Без седины между волос, Зачем в страну, где всё так живо, Так неспокойно, так игриво, Он сердце мертвое принес?..

Как наши юноши, он молод, И хладен блеск его очей. Поверхность темную морей Так покрывает ранний холод Корой ледяною своей До первой бури. – Чувства, страсти, В очах навеки догорев, Таятся, как в пещере лев, Глубоко в сердце; но их власти Оно никак не избежит. Пусть будет это сердце камень – Их пробужденный адский пламень И камень углем раскалит!

И всё прошедшее явилось, Как тень умершего, ему; Всё с этих пор переменилось, Бог весть и как и почему! Он в поле выехал пустое, Вдруг слышит выстрел – что такое? Как будто на смех, звук один, Жилец ущелий и стремнин, Трикраты отзыв повторяет. Кинжал свой путник вынимает, И вот, с винтовкой без штыка В кустах он видит казака; Пред ним фазан окровавленный, Росою с листьев окропленный, Блистая радужным хвостом, Лежал в траве пробит свинцом. И ближе путник подъезжает И чистым русским языком: «Казак, скажи мне, – вопрошает, – Давно ли пусто здесь кругом?» – «С тех пор, как русских устрашился Неустрашимый твой народ! В чужих горах от нас он скрылся. Тому сегодня пятый год».

Казак умолк, но что с тобою, Черкес? Зачем твоя рука Подъята с шашкой роковою? Прости улыбку казака! Увы! Свершилось наказанье… В крови, без чувства, без дыханья Лежит насмешливый казак. Черкес глядит на лик холодный, В нем пробудился дух природный – Он пощадить не мог никак, Он удержать не мог удара. Как в тучах зарево пожара, Как лава Этны по полям, Больной румянец по щекам Его разлился; и блистали, Как лезвеё кровавой стали, Глаза его – и в этот миг Душа и ад – всё было в них. Оборотясь, с улыбкой злобной Черкес на север кинул взгляд; Ничто, ничто смертельный яд Перед улыбкою подобной! Волною поднялася грудь, Хотел он и не мог вздохнуть, Холодный пот с чела крутого Катился, – но из уст ни слова!

И вдруг очнулся он, вздрогнул, К луке припал, коня толкнул. Одно мгновенье на кургане Он черной птицею мелькнул, И скоро скрылся весь в тумане. Чрез камни конь его несет, Он не глядит и не боится; Так быстро скачет только тот, За кем раскаяние мчится!..

Куда черкес направил путь? Где отдохнет младая грудь, И усмирится дум волненье? Черкес не хочет отдохнуть – Ужели отдыхает мщенье? Аул, где детство он провел, Мечети, кровы мирных сел – Всё уничтожил русский воин. Нет, нет, не будет он спокоен, Пока из белых их костей Векам грядущим в поученье Он не воздвигнет мавзолей И так отмстит за униженье Любезной родины своей. «Я знаю вас, – он шепчет, – знаю, И вы узнаете меня; Давно уж вас я презираю; Но вашу кровь пролить желаю Я только с нынешнего дня!» Он бьет и дергает коня, И конь летит, как ветер степи; Надулись ноздри, блещет взор, И уж в виду зубчаты цепи Кремнистых бесконечных гор, И Шат подъемлется за ними [46] С двумя главами снеговыми, И путник мнит: «Недалеко, В час прискачу я к ним легко!»

Шат– Эльбрус.

Пред ним, с оттенкой голубою, Полувоздушною стеною Нагие тянутся хребты; Неверны, странны, как мечты, То разойдутся – то сольются… Уж час прошел, и двух уж нет! Они над путником смеются, Они едва меняют цвет! Бледнеет путник от досады, Конь непривычный устает; Уж солнце к западу идет, И больше в воздухе прохлады, А всё пустынные громады, Хотя и выше и темней, Еще загадка для очей.

Но вот его, подобно туче, Встречает крайняя гора; Пестрей восточного ковра Холмы кругом, всё выше, круче; Покрытый пеной до ушей, Здесь начал конь дышать вольней. И детских лет воспоминанья Перед черкесом пронеслись, В груди проснулися желанья, Во взорах слезы родились. Погасла ненависть на время, И дум неотразимых бремя От сердца, мнилось, отлегло; Он поднял светлое чело, Смотрел и внутренно гордился, Что он черкес, что здесь родился! Меж скал незыблемых один Забыл он жизни скоротечность, Он, в мыслях мира властелин, Присвоить бы желал их вечность. Забыл он всё, что испытал, Друзей, врагов, тоску изгнанья, И, как невесту в час свиданья, Душой природу обнимал!..

Краснеют сизые вершины, Лучом зари освещены; Давно расселины темны; Катясь чрез узкие долины, Туманы сонные легли, И только топот лошадиный Звуча теряется вдали. Погас бледнея день осенний; Свернув душистые листы, Вкушают сон без сновидений Полузавядшие цветы; И в час урочный молчаливо Из-под камней ползет змея, Играет, нежится лениво, И серебрится чешуя Над перегибистой спиною: Так сталь кольчуги иль копья (Когда забыты после бою Они на поле роковом), В кустах найденная луною, Блистает в сумраке ночном.