Том 2. Произведения 1902–1906
Шрифт:
– Безродный, – проговорил задумчиво Сережа. – А где же вы живете?
Брови у мальчика высоко и удивленно поднялись, маленький ротик раскрылся, но он так и остался с выражением удивления – и ничего не сказал.
Сенька засмеялся.
– Нигде… Придет к нам, мать покормит, а как она на работу пойдет, а я иду в город в мусоре уголь выбирать, он по улицам шляется… А то когда Митька у хозяина картошки да хлеба наворует, принесет ему.
– А как Митька наворует мне хлеба, – торопливо и задыхаясь, чтобы его не перебили, проговорил мальчуган с засветившимися глазками, – хозяйка его бо-ольно скалкой по голове… – И радостная детская улыбка озарила его личико…
Сережа внезапно почувствовал, что кто-то изнутри больно и остро защекотал горло. Он поморгал, с подергивавшимся лицом, стараясь удержать что-то едкое, неудержимо просившееся на ресницы, поднялся, удерживая трепетание губ, и проговорил:
– Уж, должно быть, два часа… Благодарю, наелся.
– А тебя бьют? – спросил маленький, глядя на Сережу удивленными большими глазами и с таким видом, как будто задавал праздный вопрос.
– Нет, меня никогда никто не бьет, – ответил Сережа, испытывая гордое чувство,
– Побожись.
Сережа с удивлением посмотрел на него,
– Честное слово, не бьют,
– Ребята, купаться!
Мальчики торопливо разделись, и Сережа с ними, и через минуту с шумом расступилась вода, полетели вверх брызги. Опрокинутые зеленые деревья, голубое небо, белые облака задрожали, запрыгали и пропали, рыбы перестали пускать круги, а по разбуженному озеру пошли широкие, отлогие, стекловидные морщины. Крики, смех, всплески. Ребятишки ныряли, брызгались, прыгали, выскакивали на берег и с размаху кидались в воду.
– Постойте, я вам покажу, – кричал Сережа, садясь на корточки в воде у берега с пустым котелком в руках.
– Чего такое?
Мальчики столпились кругом, резко отличаясь от него бронзовыми загорелыми телами.
– Я вам из воды огонь покажу…
– Брешешь, ишь чего выдумал… Чего морочишь-то…
– Нет, господа… серьезно… Постойте… подождите минутку… я сейчас…
Руки у Сережи дрожали, сердце билось, – что, если осрамится, ничего не выйдет. Сдерживая сердцебиение, он погрузил котелок и опрокинул в воде так, чтобы внутри в нем не осталось воздуха, и стал палочкой шевелить ил, из которого торопливо выскакивали пузыри и собирались под опрокинутым в воде котелком. Мальчики смеялись, брызгали водой, шалили. Сережа чувствовал, что под котелком набралось достаточно газу.
– Господа, дайте мне одну спичку, одну только спичку…
– Но, там, спички портить… И то четыре осталось.
– Я вам отдам… Одну только спичку… Я вам целую коробку за это отдам…
– Отдашь?
– Отдам, отдам…
– Побожись.
– Ей-богу, отдам.
– Ну, на.
Сережа, поддерживая одной рукой котелок, другой зажег спичку и поднес ее к котелку, край которого приподнял. Мгновенно вспыхнул, с легким шумом, длинным языком огонь. Мальчики шарахнулись в стороны, изумленные, с расширенными глазами. Посыпались восклицания:
– Вот так так!
– Братцы, да ведь огонь!..
– Ка-ак пыхнет!..
Сережа с торжествующим, победоносным видом поднялся.
– Ага, что!.. А вы не верили…
– Ну, брат, здорово!
Сережа вдруг почувствовал свою силу, значение, достоинство.
Мальчики наперерыв стали производить опыт, и у каждого получался легонький взрыв. Удивлению, разговорам не было конца. Сожгли все спички и решили идти на мельницу – добывать спички у мельника.
– Это отчего же она? – говорил Сенька, балансируя и ступая босыми ногами по сухим, колким веточкам, – ка-ак пыхнет!
– Отчего? Знамо дело, отчего… – авторитетно ответил Митька. – От нечистой силы, от чего больше.
– Нет, это газ такой образуется. Листья, ветки гниют на дне, а газ образуется, его зажжешь, а он горит, – радостно объяснил Сережа, чувствуя в себе огромный запас знаний, понятий, каких не было у этих мальчиков.
– Ну, газ, это нехай газ, а в воде тоже нечисть всякая.
Из-за деревьев стал доноситься шум, и скоро сквозь ветви зажелтела новым тесом крыша мельницы. Лес раздвинулся. На пыльной площадке точно ярмарка раскинулась: возы с мешками хлеба, распряженные быки тупо жевали жвачку, лошади, отмахиваясь от мух, дергали из повозок сено. Мужики, привезшие молоть пшеницу, лежали, закинув руки под головы, в тени под повозками. Небольшой прудок тянулся по канаве к огромному мельничному колесу, которое медленно, тяжело и лениво ворочалось. Из мельницы, двери и стены которой белели от муки, несся непрерывный шум бегающих жерновов. Прислонясь к косяку, лениво стоял мельник, с большой бородой. Он весь белел мукой: рубаха, шапка, борода, ресницы.
– Дядя, а дядя Силантий, дай мне спичек.
Мельник сонно посмотрел на Сеньку.
– Для ча?
– А мы, дяденька, чудо тебе сделаем: из воды огонь пыхнет.
– Мельницу захотелось спалить. Много вас тут таких курильщиков.
– Мы не курим, дяденька, ей-богу, не, – мы чудо покажем. Дай три спички.
Мельник отвел сонные глаза и опять невозмутимо стал смотреть на отпряженные возы, на пруд, на канаву, на лениво и медленно ворочающееся колесо.
– Дяденька, дай, мы тебе раков за это дадим.
– А где раки?
– Во.
Сенька снял с плеча мокрую сумку, встряхнул, и раки усиленно зашептались.
– Сколько дашь?
– За три спички пяток.
– Мало. Давай десяток, да которые поядренее.
Сенька нагнулся и стал выбрасывать из сумки шевеливших усами и клешнями влажных темно-зеленоватых раков. Мельник забрал их, не спеша достал три спички и отдал.
– Чего будете делать?
– Пойдем, дядя Силантий, к пруду, мы те покажем чудо: из воды огонь.
– Болтают зря.
Тем не менее дядя Силантий, белея мукой, которая покрывала не только платье и волосы, но и была на носу и в ноздрях, снисходительно поплелся с мальчиками к пруду.
– Дядя, дай нам гарнец, а то котелок мал.
– Подите возле дверей возьмите.
Сенька живо сбегал и принес объемистый, больше ведра, железный гарнец. Наполнили водой, опрокинули и усердно стали ворошить прутиками ил, из которого торопливо выскакивали пузыри газа, собиравшиеся под гарнцем.
– Пороть вас некому… Ишь чего делают, беса тешат… Чего же это будет?