Том 2. Рассказы 60-х годов
Шрифт:
Девушка чуть не вывалилась из кабины.
– Саша! Саш!.. Там под баллоном какой-то брезент!.. Накройся!
– Хорошо! Спасибо!
– На здоровье, – сказал Пашка, закурил и задумался, всматриваясь прищуренными глазами в дорогу.
Игнаха приехал*
В начале августа в погожий день к Байкаловым приехал сын Игнатий. Большой, красивый, в черном костюме из польского крепа. Пинком распахнул ворота – в руках по
– Здорово, родня!
Молодая яркая женщина, стоявшая за ним, сказала с упреком:
– Неужели нельзя потише?.. Что за манера!
– Ничего-о, – загудел Игнатий, – сейчас увидишь, как обрадуются.
Из дому вышел квадратный старик с огромными руками. Тихо засмеялся и вытер рукавом глаза.
– Игнашка!.. – сказал он и пошел навстречу Игнатию.
Игнатий бросил чемоданы. Облапали друг друга, трижды – крест-накрест – поцеловались. Старик опять вытер глаза.
– Как надумал-то?
– Надумал.
– Сколько уж не был? Лет пять, однако. Мать у нас захворала, знаешь… В спину что-то вступило…
Отец и сын глядели друг на друга, не могли наглядеться. О женщине совсем забыли. Она улыбалась и с интересом рассматривала старика.
– А это жена, что ли? – спросил наконец старик.
– Жена, – спохватился Игнатий. – Познакомься.
Женщина подала старику руку. Тот осторожно пожал ее.
– Люся.
– Ничего, – сказал старик, окинув оценивающим взглядом Люсю.
– А?! – с дурашливой гордостью воскликнул Игнатий.
– Пошли в дом, чего мы стоим тут! – Старик первым двинулся к дому.
– Как мне называть его? – тихо спросила Люся мужа.
Игнатий захохотал:
– Слышь, тять!.. Не знает, как называть тебя!
Старик тоже засмеялся:
– Отцом вроде довожусь… – Он молодо взошел на крыльцо, заорал в сенях: – Мать, кто к нам приехал-то!
В избе на кровати лежала горбоносая старуха, загорелая и жилистая. Увидела Игнатия – заплакала.
– Игнаша, сынок… приехал…
Сын наскоро поцеловал мать и полез в чемоданы. Гулкий сильный голос его сразу заполнил всю избу.
– Шаль тебе привез… пуховую. А тебе, тять, сапоги. А Маруське – во!.. А это Ваське… Все тут живы-здоровы?
Отец с матерью, для приличия снисходительно улыбаясь, с интересом наблюдали за движениями сына – он все доставал и доставал из чемоданов.
– Все здоровы. Мать вон только… – Отец протянул длинную руку к сапогам, бережно взял один и стал щупать, мять, поглаживать добротный хром. – Ничего товар… Васька износит. Мне уж теперь ни к чему такие.
– Сам будешь носить. Вот Маруське еще на платье. – Игнатий выложил все, присел на табурет. Табурет жалобно скрипнул под ним. – Ну, рассказывайте, как живете? Соскучился без вас.
– Соскучился, так раньше бы приехал.
– Дела, тятя.
– Дела… – Отец почему-то недовольно посмотрел на молодую жену сына. – Какие уж там дела-то!..
– Ладно тебе, отец, – сказала мать. – Приехал – и то слава богу.
Игнатию не терпелось рассказать о себе, и он воспользовался случаем возразить отцу, который, судя по всему, не очень высоко ставил его городские дела. Игнатий был борцом в цирке. В городе у него была хорошая квартира, были друзья, деньги, красивая жена…
– Ты говоришь: «Какие там дела!» – заговорил Игнатий, положив ногу на ногу и ласково глядя на отца. – Как тебе объяснить? Вот мы, русские, крепкий ведь народишка! Посмотришь на другого – черт его знает!.. – Игнатий встал, прошелся по комнате. – В плечах сажень, грудь как у жеребца породистого, – силен! Но чтобы научиться владеть этой силой, освоить технику, выступить где-то на соревнованиях – это боже упаси! Он будет лучше в одиночку на медведя ходить. Дикости еще много в нашем народе. О культуре тела никакого представления. Физкультуры боится, как черт ладана. Я же помню, как мы в школе профанировали ее. – С последними словами Игнатий обратился к жене.
Как-то однажды Игнатий набрел на эту мысль – о преступном нежелании русского народа заниматься физкультурой, кому-то высказал ее, его поддержали. С тех пор он так часто распространялся об этом, что, когда сейчас заговорил и все о том же, жена его заскучала и стала смотреть в окно.
– …Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дело у меня важное. Может, поважнее Васькиного.
– Ладно, – согласился отец. Он слушал невнимательно. – Мать, где там у нас?.. В лавку пойду.
– Погоди, – остановил его Игнатий. – Зачем в лавку?
Вкусив от сладостного плода поучений, он хотел было еще поговорить о том, что надо и эту привычку бросать русским людям: чуть что – сразу в лавку. Зачем, спрашивается? Но отец так глянул на него, что он сразу отступился, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумажник, шлепнул на стол:
– На, деньги!
Отец обиженно приподнял косматые брови.
– Ты брось тут, Игнаха!.. Приехал в гости – значит, сиди помалкивай. Что, у нас своих денег нету?
Игнатий засмеялся:
– Ладно, понял. Ты все такой же, отец.
…Сидели за столом, выпивали.
Старик Байкалов размяк, облапал узловатыми ладонями голову, запел было:
Зачем сидишь до полуночи У растворенного окна, Ох, зачем сидишь…Но замолчал. Некоторое время сидел, опустив на руки голову. Потом сказал с неподдельной грустью:
– Кончается моя жизнь, Игнаха. Кончается! – Он ругнулся.
Жена Игнатия покраснела и отвернулась к окну. Игнатий сказал с укором:
– Тятя!
– А ты, Игнат, другой стал, – продолжал отец, не обратив никакого внимания на упрек сына. – Ты, конечно, не замечаешь этого, а мне сразу видно.