Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви
Шрифт:
— Миша? Ты меня не слушаешь.
— А? Извините, задумался. Я правильно понимаю, вы на встрече обсуждали меня и суд над Землячкиным? — Михаил вздохнул. — Плакала моя мечта выдать замуж сестёр и незаметно жить где-нибудь в деревне.
Директор на этих словах с заметным усилием подавил смешок. Михаил же продолжил:
— Да, летом у меня был неприятный инцидент с Николаем Румянцевым. Если быть точным, племянник Петра Федосеевича натворил таких дел, которые в итоге разбирала полная коллегия. Она тогда вынесла обвинительное заключение по довольно серьёзной статье, но пользуясь лазейкой моего двойного статуса как пострадавшего и ещё школьника, но одновременно главы рода, мы решили ограничиться условным наказанием, сообщив о произошедшем главе Румянцевых. Понадеялись, он приструнит своего племянника, и всё обойдётся без громкого скандала и ущерба для репутации. К сожалению… Мою готовность идти навстречу расценили как слабость, сейчас Румянцевы сразу попробовали меня раздавить, даже не попытавшись уладить дело миром.
Игнат Карлович вздохнул и уже себе налил стакан воды из графина. Пить не стал, а зачем-то поднял стакан и посмотрел на просвет. Затем поставил обратно на стол, не отпив и глотка. Потом сказал:
— Деликатный ты стал, Миша, настоящий политик. А ещё, не обижайся, в силу возраста ты всё ещё слишком хорошо относишься к людям, судишь по себе. Как твой педагог, я очень надеюсь, что с годами ты не потеряешь вот этой способности даже в тёмных людях видеть свет, хоть чего-то хорошее. К сожалению, случай с Румянцевыми — это уже не исключение, а тенденция. Мы обсуждали это с Афоней Егоровичем, а сейчас ты подтвердил наши предположения. Николай не поверил, что к нему проявили снисхождение, а списал всё на влияние семьи и дяди. Если что — его спасут от наказания, чего бы он ни натворил. Вести себя он, к сожалению, принялся соответственно, уже пришлось напоминать, что в стенах гимназии ученики равны вне зависимости от происхождения. Тем более что его дядя точно так же относится не только к простолюдинам, но и к мелкому дворянству. Но как я только что сказал, беда не в конкретных Румянцевых. Слишком многие ведут и думают себя точно так же как он. Уверены, что титула достаточно сделать их в сотню раз лучше простолюдина. Случай с Землячкиным просто благодаря тебе прозвучал на всю страну, а сколько таких же оставшихся в тени, когда решения суда штампуются по указке, а простолюдины виноваты просто потому, что так захотел дворянин? Я очень рад, что твоё поколение не такое, по крайней мере, пока — не все из вас. То, сколько моих учеников пришли в суд поддержать Землячкина, вселяет в меня робкую, но надежду.
И тут Михаилу стало самым натуральным образом дурно. Он наконец-то понял, с чего последние дни в голове не останавливаясь крутятся слова: «Рвутся снаряды, трещат пулемёты. Но их не боятся красные роты. Смело мы в бой пойдем за власть Советов. И как один умрём в борьбе за это». И при чём тут Виктор Демидов и остальные. Обрывки знаний о прошлой реальности, в своё время задвинутые на задворки подвалов памяти за ненадобностью, сейчас пробили себе дорогу к сознанию. Гражданская война начнётся со стачки шахтёров на Донбассе из-за тяжёлых условий труда и нарушения дворянами-владельцами имперского Трудового кодекса. Лидеров профсоюза, которые отправятся с петицией, схватят и повесят для устрашения на площади. В ответ Донбасс возьмётся за оружие.
Премьер двинет армию, с артиллерией и авиацией. Город Донецк утопят в крови, не дав ему присоединиться к восставшим. После казни профсоюзных лидеров восстание возглавит Виктор Демидов! Он погибнет, когда откажется сдаваться, хотя лично ему пообещают как дворянину ссылку, а не смертную казнь. Вместе с женщинами и детьми остатки восставших отступят в одну из шахт — её подорвут и затопят снаружи. А руководить подавлением восстания будет самый молодой и многообещающий полковник русской армии — Юра Ивачев. Тот самый, который на днях помогал Виктору организовать поход школьников в суд. Его лучший и самый близкий друг. Юра заявит: «Мятеж не имеет оправданий, а я присягал Империи». Потому сначала отдаст приказ огнемётчикам и магам огня для устрашения сжигать вместе с жителями кварталы Донецка, а дальше затопить шахту с восставшими. Юру застрелит Лена Салахова, а на суде и перед казнью скажет, что так и надо поступать с палачами народа и кровопийцами. Год спустя, когда случится крупная авария на Урале, а власти откажутся признавать виновными московских дворян-владельцев завода, слова Лены как пророчество мученицы будут висеть на листовках по всему Екатеринбургу. Рабочие не станут ждать повторения событий на Донбассе и поднимут флаг Революции с требованием отмены императорской власти.
— Игнат Карлович, — сиплым голосом сказал Михаил. — Извините, что перебиваю. Но буквально несколько дней назад я говорил с Виктором Демидовым и Юрой Ивачевым. Они и остальные спорили с родителями, которые как раз оказались на стороне Румянцевых. Я рад, что наши парни на правильной стороне, вот только как бы…
— Ты опасаешься, что какой-то негодяй или мошенник сыграет на их чувстве справедливости?
— Да нет, вот как раз этого я не боюсь, вы лучше меня понимаете… в каких семьях мы выросли. Кто не умеет разбираться в людях, долго в наших семьях не живёт. Как говорит Анна Артемьевна на биологии — естественный отбор по базовому признаку выживаемости. Я другого боюсь, намного хуже. Что как раз из чувства справедливости и по совершенно реальному поводу, защищая действительно несправедливо обиженного человека, ребята заварят такую кашу, которую сами расхлебать не смогут. Особенно из чувства противоречия родителям, ведь правда-то будет как раз на стороне Виктора и Юры.
— М-да. Удивил ты опять старика, Миша. Видимо и правда старею, потому что вот такой педагогический момент мимо меня прошёл, а ведь я просто обязан был его предусмотреть. Падение Китайской империи и Гражданская война там началась как раз с того, что дети мандаринов вступились за правду, а взрослые подлецы их за это начали бить. Спасибо, я присмотрю, чтобы их огонь честности и справедливости не погас, но не устроил нам пожар Армагеддона, — и с сочувствием добавил: — Хорошо же тебя этим летом, Миша, приложило, если ты стал такие вещи видеть дальше меня. Ещё раз мои соболезнования.
— Спасибо.
— А теперь готов перейти к делу, ради которого я тебя и позвал?
Михаил ответил не сразу, посмотрев сначала за окно. Там понемногу тянулся хмурый осенний день, тихо и ласково пересыпаясь от восхода к закату. Школьный двор поблёскивал после дождя и стаявшего утреннего снега. Неслись к востоку клочкастые облака, солнце прорывалось сквозь них мягким светом. И не хотелось ничего делать, куда-то идти, сражаться и чего-то планировать. Хотелось выставить кресло в парк возле дома, взять горячего шоколада, накрыться тёплым пологом и бесконечно смотреть. Как почти настоящий лес стоит перед тобой зачарованный, боясь шелохнуться, чтобы не осыпать на землю яркое своё одеяние золота и багрянца. Будет прозрачно и чисто кругом, высокое небо сквозь просветы ветвей, бледное и голубое, станет еле слышно шептать — усни, смотри в бесконечность над тобой, думай о вечности и забудь о бренной суете. Вот только лес на самом деле будет не настоящим, а лишь парковой имитацией. И не спрятаться в иллюзорном одиночестве парка от событий остального мира, которые бурным мутным потоком несутся вокруг и всё равно до тебя доберутся, затопят с головой. Потому Михаил повернул голову обратно к столу и со вздохом сказал:
— Даже если не готов, это уже ничего не меняет. Поздно мне уже мечтать о спокойной жизни в деревне. Отдавив больную мозоль Румянцевым, я уже влез в политику. И судя по тому, как вы беспокоитесь — вляпался я в эту трясину намного глубже, чем предполагаю. Я вас внимательно слушаю, Игнат Карлович.
Глава 8
Тени прошлого
Директор заговорил не сразу. Какое-то время он тоже смотрел за окно во двор. Там как раз первоклашки из своего отдельного корпуса пошли на обед в столовую. Потом не только телесно, но и мыслями Игнат Карлович вернулся в свой кабинет. Достал из ящика и положил на стол газету. Судя по дате — тридцатилетней давности, но явно не оригинал, а сегодняшний репринт: бумага не пожелтела от времени. Михаил присмотрелся: на первой странице крупным шрифтом чернел заголовок: «Скандал в императорской фамилии: принцесса не настоящая?»
Игнат Карлович помял пальцами уголок газетного листа и сказал:
— Формально наша с тобой сегодняшняя проблема началась тридцать лет назад. Но во мне, наверное, говорит учитель. Я хочу рассказать тебе всё не от начала кризиса, а от его корней. Мне кажется, это поможет лучше понять уже сегодняшнюю ситуацию, оценив её в целом. Точнее — в протяжённости во времени. И как мне видится, именно корни берут свой рост от правления Игоря Второго, и случившихся в самом начале его правления международных политических событиях. Ты, надеюсь, их помнишь?
История считалась важным предметом, по ней учеников гоняли плотно и регулярно, включая даты разных событий. Вдобавок Михаил изучал исторические события сам и не для вида, а старался сравнивать ход событий двух миров. Игнат Карлович же с самого начала дал подсказку. Так что сейчас Михаил ответил не напрягаясь, тем более речь шла о некоторых довольно забавных параллелях.
— Революция и Гражданская война в Китае, которая привела к свержению императора и образованию Китайской Народной Социалистической Республики.