Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
Шрифт:
Наталья Петровна. А! вы считаете нужным это заметить… Да разве со мною это так редко случается?
Шпигельский. О, помилуйте, нет… но…
Наталья Петровна. Monsieur le diplomate [135] , вы более и более путаетесь.
Коля (который всё время нетерпеливо вертелся около Беляева и Веры).Да что ж, maman, когда же мы будем змея пускать?
Наталья Петровна. Когда хочешь… Алексей Николаич, и
135
Господин дипломат (франц.).
Ракитин. Да отчего, Наталья Петровна, вы думаете, что это нас не займет?
Наталья Петровна. Вы люди умные… Вам это должно казаться шалостью… Впрочем, как хотите. Мы не мешаем вам идти за нами… (К Беляеву и Верочке.)Пойдемте. (Наталья, Вера, Беляев и Коля уходят направо.)
Шпигельский (посмотрев с некоторым удивлением на Ракитина, Болъшинцову).Добрый наш Афанасий Иваныч, дайте же руку Лизавете Богдановне.
Большинцов (торопливо).Я с большим удовольствием… (Берет Лизавету Богдановну под руку.)
Шпигельский (Ракитину).А мы пойдем с вами, если позволите, Михайло Александрыч. (Берет его под руку.)Вишь, как они бегут по аллее. Пойдемте, посмотримте, как они будут змей пускать, хотя мы и умные люди… Афанасий Иваныч, не угодно ли вперед идти?
Большинцов (на ходу Лизавете Богдановне).Сегодня, погода, очень, можно сказать, приятная-с.
Лизавета Богдановна (жеманясь).Ах, очень!
Шпигельский (Ракитину).А мне с вами, Михайло Александрыч, нужно переговорить… (Ракитин вдруг смеется.)О чем вы?
Ракитин. Так… ничего… Мне смешно, что мы в ариергард попали.
Шпигельский. Авангарду, вы знаете, очень легко сделаться ариергардом… Всё дело в перемене дирекции. (Все уходят направо.)
Действие третье
Та же декорация, как в первом действии. Из дверей в залу входят Ракитин и Шпигельский.
Шпигельский. Так как же, Михайло Александрыч, помогите мне, сделайте одолжение.
Ракитин. Да чем могу я вам помочь, Игнатий Ильич?
Шпигельский. Как чем? помилуйте. Вы, Михайло Александрыч, войдите в мое положение. Собственно я в этом деле сторона, конечно; я, можно сказать, действовал больше из желания угодить…
Ракитин (смеясь).Ну, до погибели вам еще далеко.
Шпигельский (тоже смеясь).Это еще неизвестно, а только мое положение действительно неловко. Я Большинцова по желанью Натальи Петровны сюда привез, и ответ ему сообщил с ее же позволенья, а теперь с одной стороны на меня дуются, словно я глупость сделал, а с другой Большинцов не дает мне покоя. Его избегают, со мной не говорят…
Ракитин. И охота же вам была, Игнатий Ильич, взяться за это дело. Ведь Большинцов, между нами, ведь он просто глуп.
Шпигельский. Вот тебе на: между нами! Экую новость вы изволили сказать! Да с каких пор одни умные люди женятся? Уж коли в чем другом, в женитьбе-то не следует дуракам хлеб отбивать. Вы говорите, я за это дело взялся… Вовсе нет. Вот как оно состоялось: приятель просит меня замолвить за него слово… Что ж? мне отказать ему было, что ли? Я человек добрый: отказывать не умею. Я исполняю поручение приятеля; мне отвечают: «Покорнейше благодарим; не извольте, то есть, более беспокоиться…» Я понимаю и более не беспокою. Потом вдруг сами мне предлагают и поощряют меня, так сказать… Я повинуюсь; на меня негодуют. Чем же я тут виноват?
Ракитин. Да кто вам говорит, что вы виноваты… Я удивляюсь только одному: из чего вы так хлопочете?
Шпигельский. Из чего… из чего… Человек мне покоя не дает.
Ракитин. Ну, полноте…
Шпигельский. Притом же он мой старинный приятель.
Ракитин (с недоверчивой улыбкой).Да! Ну, это другое дело.
Шпигельский (тоже улыбаясь).Впрочем, я с вами хитрить не хочу… Вас не обманешь. Ну, да… он мне обещал… у меня пристяжная на ноги села, так вот он мне обещал…
Ракитин. Другую пристяжную?
Шпигельский. Нет, признаться, целую тройку.
Ракитин. Давно бы вы сказали!
Шпигельский (живо).Но вы, пожалуйста, не подумайте… Я бы ни за что не согласился быть в таком деле посредником, это совершенно противно моей натуре (Ракитин, улыбается),если б я не знал Большинцова за честнейшего человека… Впрочем, я и теперь желаю только одного: пусть мне ответят решительно — да или нет?
Ракитин. Разве уж до того дело дошло?
Шпигельский. Да что вы воображаете?.. Не о женитьбе речь идет, а о позволении ездить, посещать…
Ракитин. Да кто ж это может запретить?
Шпигельский. Экие вы… запретить! Конечно, для всякого другого… но Большинцов человек робкий, невинная душа, прямо из златого века, Астреи * , только что тряпки не сосет… Он на себя мало надеется, его нужно несколько поощрить. Притом его намеренья — самые благородные.