Веселый зов весенней зелени,Разбег морских надменных волн,Цветок шиповника в расселине,Меж туч луны прозрачный челн,Весь блеск, весь шум, весь говор мира,Соблазны мысли, чары грез, —От тяжкой поступи тапираДо легких трепетов стрекоз, —Еще люблю, еще приемлю,И ненасытною мечтойСлежу, как ангел дождевойПлодотворит нагую землю!Какие дни мне предназначеныИ в бурях шумных, и в тиши,Но цел мой дух, и не растраченыСокровища моей души!Опять поманит ли улыбкойЛюбовь, подруга лучших лет,Иль над душой, как влага зыбкой,Заблещет молний синий свет, —На радости и на страданьяЖивым стихом отвечу я,Ловец
в пучине бытияСтоцветных перлов ожиданья!Приди и ты, живых пугающий,Неотвратимый, строгий час,Рукой холодной налагающийПовязку на сиянье глаз!В тебе я встречу новый трепет,Твой лик загадочный вопью, —Пусть к кораблю времен прицепитТвоя рука мою ладью.И, верю, вечностью хранимый,В тех далях я узнаю вновьИ страсть, и горесть, и любовь,Блеск дня, чернь ночи, вёсны, зимы!.
1911
На вечернем асфальте
Мысли священные, жальтеЖалами медленных ос!В этой толпе неисчетной,Здесь, на вечернем асфальте,Дух мой упорный возрос.В этой толпе неисчетнойЧто я? — лишь отзвук других.Чуткое сердце трепещет:Стон вековой, безотчетныйВ нем превращается в стих.Чуткое сердце трепещетТрепетом тонкой струны,Слышит таинственный ропот…Шар электрический блещетМертвым лучом с вышины.Слышит таинственный ропотСердце, в молчаньи толпы.Здесь, на вечернем асфальте,Словно предчувствие — топот,Даль — словно в вечность тропы.Здесь, на вечернем асфальте,Дух мой упорный возрос.Что я? — лишь отзвук случайныйДревней, мучительной тайны.Мысли священные, жальтеЖалами медленных ос!
25 июня 1910
«Снова, с тайной благодарностью…»
Что устоит перед дыханьем
И первой встречею весны!
Ф. Тютчев
Снова, с тайной благодарностью,Глубоко дышу коварностьюВ сердце льющейся весны,Счастье тихое предчувствую,И живой душой сопутствуюПтицам в далях вышины.Снова будут сны и радости!Разольются в поле сладостиКрасных кашек, свежих трав.Слух занежу в вешней прелести,В шуме мошек, в легком шелестеВновь проснувшихся дубрав.Снова ночи обнаженныеЗаглядятся в воды сонные,Чтоб зардеться на заре.Тучка тонкая привеситсяК золотому рогу месяца,Будет таять в серебре.Эти веянья и таянья,Эти млеянья и чаянья,Этот милый майский шум, —Увлекая к беспредельности,Возвращают тайну цельностиСнов и мира, слов и дум…
1911
«Идут года. Но с прежней страстью…»
О нет, мне жизнь не надоела,
Я жить хочу, я жизнь люблю!
А. Пушкин
Идут года. Но с прежней страстью,Как мальчик, я дышать готовЛюбви неотвратимой властьюИ властью огненной стихов.Как прежде, детски, верю счастьюИ правде переменных снов!Бывал я, с нежностью, обманутИ, с лаской, дружбой оскорблен, —Но строфы славить не устанутМечты и страсти сладкий сон.Я говорю: пусть розы вянут,Май будет ими напоен!Всё прошлое — мне только снилось,Разгадка жизни — впереди!Душа искать не утомилась,И сердце — дрожью жить в груди.Пусть все свершится, — что б ни сбылось! —Грядущий миг, — скорей приди!Вновь, с рыбаком, надежды полный,Тая восторженную дрожь,В ладье гнилой, бросаюсь в волны.Гроза бушует вкруг. Так что ж!Не бойся, друг! пусть гибнут челны:Ты счастье Цезаря везешь!
1911
Объятия снов
Земная жизнь кругом объята снами.
Ф. Тютчев
Сон («Ты вновь меня ведешь…»)
Ты вновь меня ведешь, и в отдаленья, робко,Иду я за тобой, —Сквозь сумеречный лес, среди трясины топкой,Чуть видимой тропой.Меж соснами темно; над лугом тенью бледнойТуман вечерний встал;Закатный свет померк на выси заповеднойДаль оградивших скал.Мне смутно ведомо, куда ведет дорога,Что будет впереди…Но если шаг порой я замедляю, — строгоТы шепчешь мне: иди!И снова мы пройдем по кручам гор, по краюОпасной крутизны.Мир отойдет от нас, и снова я узнаюВсе счастье вышины.На горном пастбище, меж сосен оголенных,Сквозь голубую тень,Мне явится, с крестом среди рогов склоненных,Таинственный олень.Ты вскрикнешь радостно; в свои надежды веря,Ты сделаешь мне знак;И будет озарен крестом лесного зверяВдруг отступивший мрак.Расслышу с грустью я, как ты, клонясь всем телом,Прошепчешь мне: молись!Я руку подыму с привычным самострелом…Стрела взовьется ввысь…Вдруг
пропадет олень; со стоном безнадежнымИсчезнешь ты; а яОстанусь, как всегда, спокойным и мятежным,Ответный вздох тая.
7 января 1910
Кошмар («Эту женщину я раз единый видел…»)
Эту женщину я раз единый видел.Мне всегда казалось: было то во сне.Я ее любил; потом возненавидел;Вновь ее увидеть не придется мне.С ней вдвоем мы были где-то на концерте,Сближенные странно радостной мечтой.Звуки ясно пели о блаженстве смерти,О стране, где сумрак, тайна и покой.Кончилась соната. Мы перебежалиЯркий блеск фойе и залы тихой мглы.Промелькнули лестниц темные спирали,Нижних переходов своды и углы.Наконец, пред дверью, почернелой, низкой,Словно сговорившись, стали мы вдвоем.Кто-то мне твердил, что цель исканий близко.Задыхаясь, тихо, я сказал: «умрем!»Женщина поспешно дверь открыла. СмутноОзарились глуби сумрачных углов.Комната была пустой и неприютной,У стены направо высился альков.И движеньем быстрым, — делая мне знакиСледовать за нею, — женщина вошла,Распустила косы, хохоча во мраке,На постель припав, любовника ждала.Раненное больно, сердце вдруг упало.Помню вновь проходы, отблеск на стене…Я вернулся к людям, к свету, к шуму зала.Мне всегда казалось; было то во сне.
Январь 1910
Бессонница
Луна стоит над призрачной горой;Неверным светом залита окрестность^Ряд кипарисов вытянулся в строй;Их тени побежали в неизвестность.Она проснулась и глядит в окно…Ах, в полночь всё странней и идеальней!Как давит бедра это полотно,Как мало воздуха в знакомой спальне!Она молчит, и всё молчит вокруг,Портьеры, дверь, раздвинутые ставни.И рядом спит ее привычный друг,Знакомый, преданный, любовник давний.Он рядом спит. Чернеет бородаИ круг кудрей на наволочке белой.Он равномерно дышит, как всегда;Под простыней простерто прямо тело.Луна стоит. Луна ее зоветВ холодные, в свободные пространства.В окно струится свет, и свет поетО тайной радости непостоянства…Встать и бежать… Бежать в лучах луны,По зелени, росистой, изумрудной,На выси гор, чтоб сесть в тени сосны,И плакать, плакать в тишине безлюдной!Под простыней тревожно дышит грудь,Мечты влекутся в даль и в неизвестность…Луна плывет и льет живую ртутьНа сонную, безмолвную окрестность.
10 января 1910
Радостный миг
…тот радостный миг,
Как тебя умолил я, несчастный палач!
А. Фет
Когда, счастливый, я уснул, она, —Я знаю, — молча села на постели.От ласк недавних у нее горелиЛицо, и грудь, и шея. ТишинаЕще таила отзвук наших вскриков,И терпкий запах двух усталых телДразнил дыханье. Лунных, легких бликовЛежали пятна на полу, и белБыл дорассветный сумрак узкой спальной.И женщина, во тьме лицо клоня,Усмешкой искаженное страдальной,Смотрела долго, долго на меня,Припоминая наш восторг минутный…И чуждо было ей мое лицо,И мысли были спутаны и смутны.Но вдруг, с руки венчальное кольцоСорвав, швырнула прочь, упала рядом,Сжимая зубы, подавляя плач,Рыдая глухо… Но, с закрытым взглядом,Я был простерт во сне, немой палач.И снилось мне, что мы еще сжимаемВ объятиях друг друга, что постельНам кажется вновь сотворенным раем,Что мы летим, летим, и близко цель…И в свете утреннем, когда все краскиБесстыдно явственны, ее лицаНе понял я: печати слез иль ласкиВкруг глаз ее два сумрачных кольца?
1910–1911
Неизъяснимы наслажденья
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья.
А. Пушкин
Демон самоубийства
И кто, в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений,
Самоубийство и любовь!
Ф. Тютчев
Своей улыбкой, странно-длительной,Глубокой тенью черных глазОн часто, юноша пленительный,Обворожает, скорбных, нас.В ночном кафе, где электрическийСвет обличает и томит,Он речью, дьявольски-логической,Вскрывает в жизни нашей стыд.Он в вечер одинокий — вспомните, —Когда глухие сны томят,Как врач искусный в нашей комнате,Нам подает в стакане яд.Он в темный час, когда, как оводы,Жужжат мечты про боль и ложь,Нам шепчет роковые доводыИ в руку всовывает нож.Он на мосту, где воды сонныеБьют утомленно о быки,Вздувает мысли потаенныеМехами злобы и тоски.В лесу, когда мы пьяны шорохомЛиствы и запахом полян,Шесть тонких гильз с бездымным порохомКладет он, молча, в барабан.Он верный друг, он — принца датскогоТвердит бессмертный монолог,С упорностью участья братского,Спокойно-нежен, тих и строг.В его улыбке, странно-длительной,В глубокой тени черных глазЕсть омут тайны соблазнительной,Властительно влекущей нас…
