Том 2. Стихотворения 1909-1917

Брюсов Валерий Яковлевич

Король

За столом, под балдахином, Ты пируешь, мой король. Как пред ленным господином, Преклониться мне позволь! Я на тоненькой свирели Зовы к пляске пропою. У тебя глаза сомлели? Ты узнал родню свою? Встань, король! по тронной зале Завертись, податель благ! Ну, — вот мы и доплясали: С трона в гроб — один лишь шаг!

1909. 1910

Das Weib und der Tod [18]

Две свечи горят бесстыдно, Озаряя глубь стекла, И тебе самой завидно, Как ты в зеркале бела! Ты надела ожерелья, Брови углем подвела, — Ты кого на новоселье Нынче в полночь позвала? Что ж! глядись в стекло бесстыдно! Но тебе еще не видно, Кто кивает из стекла! Припасла ты два бокала, Пива жбан и груш пяток; На кровати одеяла Отвернула

уголок. Поводя широкой ляжкой, Ты на дверь косишь зрачок… Эх, тебе, должно быть, тяжко До полночи выждать срок! Так бы вся и заплясала, Повторяя: «Мало! Мало! Ну еще, еще, дружок!» У тебя — как вишни губы, Косы — цвета черных смол. Чьи же там белеют зубы, Чей же череп бел и гол? Кто, незваный, вместо друга, Близко, близко подошел? Закричишь ты от испуга, Опрокинешь стул и стол… Но, целуя прямо в губы, Гость тебя повалит грубо И подымет твой подол.

18

Женщина и cмерть ( нем.)

12–13 ноября, 1909

Надписи на воротах

1

Кто поздно иль рано придет к сим воротам, Пусть говорит учтиво и другом станет нам. Молчание не трудно, и в нем позора нет, А болтовня пустая приносит часто вред.

2

Путник! в этом городе можешь дни провесть. Путник! в этом городе можешь выбрать гроб. Всех, живущих в городе, можно знать и счесть. Всех, умерших в городе, знает только бог.

3

В этом замке живет рыцарь сильный. Если хочешь его дружбы, — поклонись. Если хочешь с ним побиться, — постучись. Всего лучше ж, молча иди мимо.

1913

Франция XVII–XVIII вв

Послание Малербу

XVII в.

Мой дорогой Малерб! Ты долго ль будешь горе Скрывать в глуши лесов, Оплакивая ту, что с кротостью во взоре Прияла смерти зов? Не сам ли посылал ты, осушая слезы, В стихах живой урок: «Ей, розе, дан был срок, какой цветут все розы: Лишь утра краткий срок!» Ужель, когда теперь сошла под сень гробницы Любимая тобой, Ты видишь только скорбь, без края и границы, Повсюду пред собой? Ты б предпочел ужель, чтоб, по твоим моленьям, Она всю жизнь прошла, И, в косах с сединой, к грядущим поколеньям Старухой подошла? Ты думаешь: она, в обители небесной, Была б тогда милей? Тогда б не так страдал и лик ее прелестный От гробовых червей? Нет, нет, мой друг Малерб! как только руки Парки Срезают нашу нить, Отходит возраст наш: под сумрачные арки Не может он сходить! Тифон, что одряхлел и мал стал, как цикада, И юный Архемор Сравнялись возрастом пред властелином Ада, Смежив навеки взор. Пусть сладостно пролить сердечные страданья Чрез акведуки глаз, Ты тень люби, как тень, но угаси мечтанья О пепле, что угас. Ввек неутешным быть, кропить слезами вежды, Томиться в тишине, — Не значит ли забыть, что нам даны надежды Любви в иной стране? Приам, который зрел, как сыновей любимых Разит в бою Ахилл, И для страны своей ждал бед неотвратимых, — Дух твердый сохранил. Франциск, когда Мадрид, бессильный в правом бое, Дофину яд послал, — Был твердым, как Алкид, и за коварство вдвое Стыд на врага упал. Да! без пощады Смерть в Аид низводит души, Напрасно к ней взывать; Жестокая, она, заткнув упрямо уши, Не хочет нам внимать. И к бедняку в шалаш, под крышу из соломы, Она властна взойти, И стража, что хранит вход в луврские хоромы, Ей не запрет пути. Роптать на власть ее, терять пред ней терпенье, — Тоске плохой исход. Покорно принимать все божия решенья — Лишь это мир дает!

<1910>

Летний бал

XVIII в.

Я вас благословляю, рощи, Где под завесой из ветвей Мне было легче, было проще Шептать о радости своей! Я помню, как в тиши беседки, Где бала шум звучал едва, Вдруг сделались, как стрелы, метки Мои любовные слова. И как, едва луны пугливой Лик потонул меж облаков, Она покорно и стыдливо Прикрыла блеск своих зрачков. Недолгий сумрак, запах лилий, И сырость мраморной скамьи — В тот сладкий час благословили Все, все желания мои! Мне не забыть, как плющ зеленый Моих коснулся жарких щек, Как наши сладостные стоны Помчал по листьям ветерок. Мне не забыть, как нежно, рядом, Назад мы шли меж темных лип, Не смея обменяться взглядом, Стыдясь шагов нарушить скрип. Вернувшись к музыке и танцам, Туда, где реяли огни, Зачем у нас горит румянцем Лицо, —

мы ведали одни. И, вновь кружась в весельи бала, Легка, как призрак, как мечта, Одна она лишь понимала, О чем твердит мне темнота!

26 декабря 1910

Прогулка

Как вдруг нежданно стали гулки Шаги среди больших стволов! И в первый раз, во всей прогулке, Смолк смех и говор голосов. И вы, Алина, с робкой дрожью, Ко мне прижались в полумгле, И — как, не знаю, — но к подножью Сосны мы сели на земле. Ваш детский страх, ваш страх наивный Я успокаивал, шутя… А вечер, пламенный и дивный, Гас, иглы сосен золотя. Не потому ль, когда догнали Друзей мы у лесной реки, Заката отблеском сверкали У вас два пятнышка щеки?

1911

Ручей

Ручей, играющий в долине, Ты к нам бежишь издалека; Ты родился на той вершине, Где льды в покое спят века. И над тобой орлы кричали, Когда ты, неприметно мал, Сбегал, журча, к зеленой дали По граням обнаженных скал. Природа в утреннем тумане Была невинна и тиха, Когда внимал ты на поляне Беспечным песням пастуха. И, огибая замок древний, Под сенью ивовых ветвей, Ты слышал, как звучат в деревне Живые оклики детей. Теперь, катясь волной кристальной Средь тучных, плодоносных нив, Ты поишь люд многострадальный, О горных высях позабыв; И ниже, повертев колеса Шумливой мельницы, опять Спокойной речкой вдоль откоса Пойдешь пристанища искать. А вечером на берег темный Две тени юные придут, Чтоб близ тебя найти укромный Для непритворных клятв приют. И в миг, когда они с улыбкой Склонятся к легкой дрожи струй, — Ты отразишь, картиной зыбкой, Их первый, чистый поцелуй.

16 августа 1913

Латыши

Подражания народным песням

1

Дай мне вечер, дай мне отдых, Солнце, к богу уходя. Тяжкий труд мой долог, долог, Вечеров нет для меня. А — а — а — а — а— а — а! Черный Змей на камне в море Мелет белую муку: Хлеб для тех господ суровых, Что влекут меня к труду. У — у — у — у — у — у— у! Солнце в лодочке вечерней Поздно едет на покой, Поутру нам рано светит, Челн покинув золотой. О — о — о — о — о — о— о! Что сегодня поздно встало? Где гостил твой ясный лик? — Там, за синими горами, Грея пасынков моих. И — и — и — и — и — и— и!

2

Листья бледные кружатся, С ветром осени шуршат. Тихо, тихо речка льется И о зимнем грезит сне. Дети Дуба, дочки Липы Завели с рекой игру: Дубы желуди бросают, Липы — легкие венки. Наряжайтесь, дети Дуба, В блеклый липовый венок; Надевайте бусы, Липы, Из дубовых желудей! Ах, увяли листья Липы На пустынном берегу; Дуба желуди застынут Подо льдом, на дне реки. Щука синяя, зеленая, Приходи играть со мной} У тебя вода глубокая, У меня дубовый челн. Брошу в море сети частые, Белый парус подыму. Челн несется в даль блестящую, Белый парус ветром полн. Челн несется в даль блестящую, К дальней Северной стране. Ах, прекрасна дева Севера, На нее взглянуть плыву. — К нам приехал ты напрасно, За тебя я не пойду: Дома лучше по грязи ходить, Чем по гатям на чужбине.

<1913>

Романтизм

Иньес

В духе французских поэтов начала XIX века

Вам знакома ли Иньес, Та, чьи косы — цвета смоли, А глаза — лазурь небес? Вам знакома ли Иньес, Та царица своеволий, Каждый взгляд которой — бес? Поднимая кастаньеты, Выгибает стан она, Шалью шелковой одетый; Поднимает кастаньеты, — И толпа уже пьяна; Все — безумцы, все — поэты! Веер черный приоткрыв, Чуть она им губы тронет, — Toros весь — один порыв! Веер черный приоткрыв, Чуть она лицо наклонит, — Каждый ею только жив! Говорила вся Гренада, Будто в двери крался к ней Как-то ночью наш. эспада; Говорила вся Гренада, Будто с ним она — нежней, Чем с мужчиной быть ей надо. Только это, верно, — ложь! Как Иньес быть благосклонной К одному? — Другие что ж? Если б то была не ложь, Каждый был бы — оскорбленный, А у каждого есть — нож!