Том 2. Студенты. Инженеры
Шрифт:
Борисов обратился к Карташеву и серьезно сказал ему:
— Несомненно, грамотеями тех времен владело чувство и вашего сегодня опасения: как бы не опрокинуться. Ведь Царскосельскую-то дорогу они шестифутовую закатили. Тара-то на вагон, мертвый груз, значит, семьсот пудов, а подъемная сила — триста, а за границей подъемная сила семьсот пятьдесят, а тара двести двадцать пудов. Помимо двойной стоимости.
— Ну-с, извините, я не согласен с вами, — резко и угрюмо возразил инспектор.
— Извиняю, — развел руками Борисов.
— И я вам докажу…
—
Сикорский махал шляпой, и при ответном махании паровоз остановился.
В окнах пассажирского здания уже виден был накрытый стол.
— Первая умная вещь, которую вижу, — показал на него пальцем инспектор.
— Не было бы подрядчика, — ответил Борисов.
— Не завидуйте, зуда! — смеясь, ткнул его в бок Сикорский.
— А, зуда! — поддержал Сикорского инспектор.
— И чтоб доказать вам, что я зуда, я не дам вам есть, пока не осмотрите всей станции, — сказал Борисов.
— Ну, пока хоть по рюмке водки, — предложил Сикорский.
— Да об чем же толковать? — забасил инспектор. — Кто не желает, может не пить.
И инспектор, а за ним Сикорский и соседний начальник дистанции пошли в пассажирское здание, а Борисов с Карташевым отправились на осмотр. Инспектор так и не пришел. Когда Борисов с Карташевым возвратились после осмотра в пассажирское здание, остававшиеся уже успели выпить и закусить. Инспектор сидел, откинувшись на спинку стула, положив руку на спинку другого стула, глаза его посоловели, и он встретил входивших не то шуткой, не то упреком:
— Бунтовщики!
— Не знаю, как в остальном организме, — ответил весело Борисов, — а в желудке у меня так даже целая голодная революция… Как известно, самая ужасная из всех.
— Ну, и пейте водку, — грубо сказал инспектор.
— Водки не пью, а вот есть буду и квасу бы выпил, если есть.
Квасу не было.
— Пошлите к землекопам, — предложил Борисов.
Послали — и принесли.
Инспектор обратился к Карташеву и, показывая на Борисова, сказал:
— С этим господином я вам советую подальше…
— Он благодарит вас за совет, — ответил Борисов, — и просит разрешить ему руководствоваться своими собственными соображениями.
Инспектор налил себе новую рюмку и ответил:
— Вольному воля…
Борисов сел с Карташевым в стороне и, пока не подали обед, закусывая, продолжал делать замечания по поводу своего осмотра. Замечания были дельные, и Карташев, слушая, думал, что Борисов обнаруживает не только большие и теоретические и практические познания, но и большую вдумчивость, способность обобщать вопросы.
Когда Карташев высказал ему это, Борисов ответил:
— Через несколько лет и вы накопите и опыт и знания, так же будете и думать и обобщать. Несомненно, что у инженера поле зрения большее, пожалуй, чем у других специалистов, да, пожалуй, что и в умственном отношении инженеры представляют из себя большую силу. Вероятно, и по своему опыту вы могли прийти к заключению, что в наш институт попали
— Люди гибнут за металл… — приятно и верно пропел Борисов.
— Вот чему человека учит, — уже совсем пьяным голосом отозвался инспектор, — говорю вам, господин Карташев, лучше идите водку пить, потому что из всех погибелей это самая благородная и приятная. Там деньги, женщины, молодость — все изменят, а водка всегда найдется, если даже дойдешь и до Ломаковского…
Инспектор пригнулся и с своей грубой, циничной манерой спросил Карташева:
— Ломаковского знали?
— Нет.
— Наш инженер тех времен, когда наше ведомство еще именовалось министерством публичных работ и общественных зданий. Этот Ломаковский спился и в последнее время просил милостыню, протягивая руку и говоря: «Помогите благородному человеку, которого вчера выгнали из общественных работ, а сегодня из публичных зданий!» И ему всегда давали, и до конца дней своих он был пьян…
Инспектор помолчал, ткнул носом и пробормотал:
— Такой вот и я буду…
Борисов, наклонившись к уху Карташева, шептал:
— В свое время дельный человек был. Написал прекрасную книгу по новому совсем вопросу — сопротивление малоисследованных материалов.
Когда наконец подали обед, инспектор заплетающимся языком, сделав широкий жест, сказал:
— Есть больше не буду, а вот если б минут на двадцать прилечь где-нибудь…
Принесли сена, и инспектора уложили на него в соседней комнате.
— Вот связался, — досадливо проговорил Борисов, — как теперь его повезешь домой? Придется, как тушу, уложить на паровоз и везти напоказ.
Когда инспектор ушел, Сикорский лукаво подмигнул Борисову и, показывая на Карташева, сказал:
— Расспросите-ка вы его, как он за три фунта сала пятьсот рублей заплатил…
И Сикорский весело рассмеялся.
Борисов, выслушав, сказал:
— Что ж тут смешного? Савельев дороже — жизнью заплатил. И, конечно, надо было войти в его положение и заплатить ему по стоимости, а не придерживаться мертвой формальности.
— Не мое ж это, а Полякова достояние.
— Не нанялись же вы у этого Полякова разорять и отправлять на тот свет людей? Наконец, могли бы запросить главную контору, и, я думаю, вы и сами не сомневаетесь, какой ответ через час был бы… И Савельев не спал бы теперь в земле. И как хотите, а на вас и вина в его смерти… — И, слегка заикаясь, Борисов кончил: — И ничего смешного и веселого в этом нет.