Том 2. Сумерки духа

Гиппиус Зинаида Николаевна

1900

Там

Я в лодке Харона, с гребцом безучастным. Как олово, густы тяжелые воды. Туманная сырость над Стиксом безгласным. Из темного камня небесные своды. Вот Лета. Не слышу я лепета Леты. Беззвучны удары раскидистых весел. На камень небесный багровые светы Фонарь наш неяркий и трепетный бросил. Вода непрозрачна и скована ленью… Разбужены светом, испуганы тенью, Преследуют лодку в бесшумной тревоге Тупая сова, две летучие мыши, Упырь тонкокрылый, седой и безногий… Но лодка скользит не быстрей и не тише. Упырь меня тронул крылом своим влажным… Бездумно слежу я за стаей послушной, И всё мне здесь кажется

странно-неважным, И сердце, как там, на земле, – равнодушно. Я помню, конца мы искали порою, И ждали, и верили смертной надежде… Но смерть оказалась такой же пустою, И так же мне скучно, как было и прежде. Ни боли, ни счастья, ни страха, ни мира, Нет даже забвения в ропоте Леты… Над Стиксом безгласным туманно и сыро, И алые бродят по камням отсветы.

1900

Любовь

В моей душе нет места для страданья: Моя душа – любовь. Она разрушила свои желанья, Чтоб воскресить их вновь. В начале было Слово. Ждите Слова. Откроется оно Что совершалось – да свершится снова, И вы, и Он – одно. Последний свет равно на всех прольется, По знаку одному. Идите все, кто плачет и смеется, Идите все – к Нему. К Нему придем в земном освобожденья, И будут чудеса. И будет всё в одном соединены! – Земля и небеса.

1900

Конец

Огонь под золою дышал незаметней, Последняя искра, дрожа, угасала, На небе весеннем заря догорала, И был пред тобою я всё безответней, Я слушал без слов, как любовь умирала. Я ведал душой, навсегда покоренной, Что слов я твоих не постигну случайных, Как ты не поймешь моих радостей тайных, И, чуждая вечно всему, что бездонно, Зари в небесах не увидишь бескрайных. Мне было не грустно, мне было не больно, Я думал о том, как ты много хотела, И мало свершила, и мало посмела; Я думал о том, как в душе моей вольно, О том, что заря в небесах – догорела…

1901

Дар

Ни о чем я Тебя просить не смею, всё надобное мне – Ты знаешь сам; но жизнь мою, – то, что имею, – несу ныне к Твоим ногам. Тебе Мария умыла ноги, и Ты ее с миром отпустил; верю, примешь и мой дар убогий, и меня простишь, как ее простил.

1901

Нескорбному учителю

Иисус, в одежде белой, Прости печаль мою! Тебе я дух несмелый И тяжесть отдаю. Иисус, детей надежда! Прости, что я скорблю! Темна моя одежда, Но я Тебя люблю

1901

Предел

Д. В. Философову

Сердце исполнено счастьем желанья, Счастьем возможности и ожиданья, – Но и трепещет оно и боится, Что ожидание – может свершиться… Полностью жизни принять мы не смеем, Тяжести счастья поднять не умеем, Звуков хотим, – но созвучий боимся, Праздным желаньем пределов томимся, Вечно их любим, вечно страдая, – И умираем, не достигая…

1901

Христу

Мы не жили – и умираем Среди тьмы. Ты вернешься… Но как узнаем Тебя – мы? Всё дрожим и себя стыдимся, Тяжел мрак. Мы молчаний Твоих боимся… О, дай знак! Если нет на земле надежды – То всё прах. Дай коснуться Твоей одежды, Забыть страх. Ты во дни, когда был меж нами, Сказал Сам: «Не оставлю вас сиротами, Приду к вам». Нет Тебя. Душа не готова, Не бил час. Но мы верим, – Ты будешь снова Среди нас.

1901

Тихое пламя

Я сам найду мою отраду. Здесь все мое, здесь только я. Затеплю тихую лампаду, Люблю ее. Она моя. Как пламя робкое мне мило! Не ослепляет и не жжет. Зачем мне грубое светило Недосягаемых высот? . . . . . . . . . . . . . . . Увы! Заря меня тревожит Сквозь шелк содвинутых завес, Огонь трепещущий не может Бороться с пламенем небес. Лампада робкая бледнеет… Вот первый луч – вот алый меч… И плачет сердце… Не умеет Огня лампадного сберечь!

1901

Мертвая заря

Пусть загорается денница, В душе погибшей – смерти мгла. Душа, как раненая птица, Рвалась взлететь – но не могла. И клонит долу грех великий, И тяжесть мне не по плечам. И кто-то жадный, темноликий, Ко мне приходит по ночам. И вот – за кровь плачу я кровью. Друзья! Вы мне не помогли В тот час, когда спасти любовью Вы сердце слабое могли. О, я вины не налагаю: Я в ваши верую пути, Но гаснет дух… И ныне – знаю – Мне с вами вместе не идти.

1901

Глухота

Часы стучат невнятные, Нет полной тишины. Все горести – понятные, Все радости – скучны. Угроза одиночества, Свидания обет… Не верю я в пророчества Ни счастия, ни бед. Не жду необычайного: Всё просто и мертво. Ни страшного, ни тайного Нет в жизни ничего. Везде однообразие, Мы – дети без Отца, И близко безобразие Последнего конца. Но слабости смирения Я душу не отдам. Не надо искупления Кощунственным словам!

1901

Песни русалок

(Из драмы «Святая кровь»)

1

Мы белые дочери озера светлого, от чистоты и прохлады мы родились. Пена, и тина, и травы нас нежат, легкий, пустой камыш ласкает; зимой подо льдом, как под теплым стеклом, мы спим, и нам снится лето. Всё благо: и жизнь! и явь! и сон! Мы солнца смертельно-горячего не знаем, не видели; но мы знаем его отражение, – мы тихую знаем луну. Влажная, кроткая, милая, чистая, ночью серебряной вся золотистая, она – как русалка – добрая… Всё благо: и жизнь! и мы! и луна! но мы знаем его отражение, – мы тихую знаем дуну. Влажная, кроткая, милая, чистая, ночью серебряной вся золотистая, она – как русалка – добрая… Всё благо: и жизнь! и мы! и луна! У берега, меж камышами, скользит и тает бледный туман. Мы ведаем: лето сменится зимою, зима – весною много раз, и час наступит сокровенный, как все часы – благословенный, когда мы в белый туман растаем, и белый туман растает. И новые будут русалки, и будет луна им светить, – и так же с туманом они растают. Всё благо: и жизнь! и мы! и свет! и смерть!