Том 24. Куда исчезла Чарити
Шрифт:
— Это не ответ, Холман, и вы это прекрасно понимаете.
— Дайте мне возможность вновь поговорить с моим клиентом, — сказал я, — после этого, возможно, мы договоримся с вами утром.
— Вам известно, что находится у меня здесь, Холман? — Толстая сигара описала круг, охватывающий здание офиса, а также громаднейший киногородок. — «Вагнер продакшн», — загремел он. — Представляете, сколько все это стоит в настоящее время? Что-то около шестидесяти миллионов долларов. Вы должны соображать, что мне придется на какое-то время подвергнуть вполне реальной опасности часть этого предприятия, потворствуя
— Я не представляю, как и когда ваша покойная секретарша оказалась задействованной в план вымогательства Уэстэрвея, — сказал я спокойно. — Сомневаюсь, чтобы это было известно моему клиенту, но, черт возьми, я непременно все выясню до того, как вернусь сюда утром, мистер Вагнер. Как мне кажется, это предел того, что я могу предложить.
Он снова сунул сигару в рот и несколько минут неистово дымил.
— Знаете ли вы, что я смогу с вами сделать, Холман, если будут затронуты интересы киноиндустрии?
— Могу себе представить.
— Даю вам время до одиннадцати тридцати завтрашнего дня, — снизошел он. — Чувствую, что я уже допустил громадную ошибку.
— Мы все рано или поздно это делаем! — беспечно заметил я.
— Возможно, это и верно в отношении меня, потому что я Ясон Вагнер. Но вы не имеете права даже на одну ошибку, Холман. Я хочу, чтобы вы этого не забывали.
Я прошел назад сквозь длинные ярко освещенные пустые коридоры административного здания, размышляя о том, почему такой большой человек, как Вагнер (не столько в буквальном, сколько в переносном смысле этого слова), должен так волноваться из-за неожиданной смерти его личной секретарши. Невольно приходила в голову мысль о том, что она была для него чем-то гораздо большим, нежели исполнительный работник, но этому как-то не верилось. В конце концов, Вагнер мог выбрать сколько угодно красивых женщин в студии, что касается Глэдис Пирсон, она отнюдь не была чем-то особенным.
Поездка назад, к дому Фэбриеллы Фрай, заняла минут тридцать, мои часы показывали без пяти одиннадцать, когда я снова припарковался на подъездной дороге. На этот раз здесь не было сверкающего «роллс-ройса», поэтому у моего трудяги с откидным верхом не появилось комплекса неполноценности. Я нажал на дверной звонок и подождал, пока не появится аккуратно одетая горничная, но впустила меня в дом сама Фэбриелла.
На ней была сильно приталенная шелковая пижама ярко-голубого цвета, под цвет глаз. Волосы слегка растрепаны, лицо казалось усталым.
— Рик, дорогой? — Голос был полностью лишен эмоций. — Что теперь?
— Целый сонм исчадий ада вырвался на свободу. Нам необходимо об этом поговорить.
— Неужели нельзя подождать до завтрашнего дня? — Она демонстративно зевнула. — Я безумно устала. Когда вы позвонили, я была уже в постели. Гильда измучена, моментально уснула и до сих пор не проснулась.
— Я подставил себя под удар, не сообщив копам, что вы упросили меня поехать повидаться с Уэстэрвеем, — возмутился я, — и вторично сделал то же самое, отказавшись назвать Ясону Вагнеру имя моего клиента. И вот теперь задаю себе вопрос: чего ради я беспокоился? Вы ровно ничего не значите в моей неустроенной жизни, Фэбриелла. Все, что я получил от вас за все мои старания, — это личное знакомство с вашим предполагаемым супругом, на съедение которому вы соизволили меня отдать пару часов назад. Так что, если вы слишком утомлены, чтобы разговаривать сейчас со мной, черт с вами!
— Ясон Вагнер? — Ее глаза чуть не вылезли из орбит. — Почему он захотел узнать имя вашего клиента? Что у него общего с Майком и вообще со случившимся?
— Убитая девушка, — ответил я. — Она была его личным секретарем.
Она прижала ладони к щекам, затем медленно провела ими по золотым волосам прекрасно отработанным жестом, эффектность которого многократно проверяла в ряде кинокартин. Не всякая актриса способна долго выдержать крупный план. У нее это получалось, с неудовольствием констатировал я про себя.
— Несчастье за несчастьем, дорогуша! — произнесла она приглушенным вибрирующим голосом. — Как мог Майк завести интрижку с секретарем Вагнера? Это… это просто ужасно!
— Точно так же, как стоять на крыльце и наблюдать весь набор физиономических реакций — вроде бы это так называется? — которым вас обучали в театральном училище, — проворчал я. — Меня совершенно не волнует, если вы простудитесь и умрете, я забочусь только о самом себе.
— Дорогуша, безумно сожалею! — Она широко распахнула дверь еще одним отработанным жестом. — Входите, пожалуйста. Просто сообщенные вами новости совершенно ошеломили меня.
Я вошел в холл и запер за собой дверь, Фэбриелла провела меня в гостиную и тут же сама упала на кушетку. Не хватало только охапки белых камелий, в остальном — типичная героиня «Травиаты».
— Я испытываю полнейшее истощение как физических, так и нравственных сил, дорогуша, — прошептала она с усталой, но все же обольстительной улыбкой. — Пожалуйста, приготовьте мне чего-нибудь выпить. — Она через силу указала рукой в сторону бара. — Что-нибудь такое, что придало бы мне сил, пожалуйста, Рик!
Это не было проблемой, учитывая прекрасно оснащенный бар и стоящий наготове бокал, в котором уже находилось несколько кубиков льда. Сначала я приготовил выпивку для себя, затем соорудил нечто специфическое для Фэбриеллы: в одном фужере оказались бренди, полынная водка абсент, бенедиктин и гренадин; скорее для шика, я бросил туда кусочек лимона. Наверное, с моей стороны это было предательством, но мне, признаться, стали действовать на нервы фокусы этой дамочки. Она взяла бокал из моих рук, виновато улыбнулась, затем одним глотком выпила все. Я ожидал взрыва, но у нее лишь дрогнули ресницы, этим все кончилось.
Я был разочарован, поэтому посчитал возможным спросить:
— Как ух-коктейль, Фэбриелла?
— Коктейль? — Она с недоумением посмотрела на пустой бокал, как будто это был неизвестный посланец из космоса, который с минуты на минуту мог заговорить с ней по-марсиански. — Все в порядке, дорогуша. Но мне он показался чуточку слабоватым. Вы бы могли добавить какого-нибудь пахучего ликера для пикантности.
Сидевший во мне задиристый чертенок разочарованно пискнул и исчез.
— Да-а, хорошо, — пробормотал я, опускаясь в кресло. — Я это учту в следующий раз.