Том 3. Лорд Аффенхем и другие
Шрифт:
— Что?!
— Портрет не нужен, — объяснила Салли чуть не плача — и заплакала.
Глава XVII
Не так уж легко оттащить плачущую деву от руля и осушить ее слезы, но Джос это все проделал. Рыдания сменились бульканьем, бульканье — молчанием.
— А теперь, — сказал он, — расскажи мне все по порядку. Салли судорожно глотнула.
— Прости, не сдержалась.
— Ничего, плакать полезно. Что же случилось?
— Я говорила. Он не берет картину.
— Ты что-то
— Нет. Все очень просто.
— Скорее — сложно.
— Просто. Он женится на леди Чевендер…
— Что?!
— Женится. Она зашла сегодня к нему, и они договорились. Он ее любил столько лет. Ты не знал?
— Понятия не имел.
— Так вот, раз они поженятся, зачем ему портрет? Понимаешь, он хотел на него смотреть и думать о ней. Неужели он даже тебе не сказал?
— Как-то не довелось.
— А ты сам не думал, зачем ему картина?
— Что же тут странного? Ранний Уэзерби! Но мы отвлеклись. Значит, ты пришла в гостиницу…
— Да. Он меня дожидался, ужасно бледный. Видимо, что-то съел.
— А!
— Ночью он чуть не умер. А утром она пришла.
— Так, так, так, так… Понимаю. Он лежит в изнеможении, после бессонной ночи, и тут входит она, принося отраду. Верно?
— Да, да! Ангел.
— Вот именно. Помню, я набросал стишки об этом самом явлении. Когда легко, горда и холодна (писал я), но стоит горю омрачить чело, она, подобно ангелу, и так далее. [58] Словом, мне все понятно. Леди Чевендер влетает в комнату, касается прохладным крылом пылающего лба, и мистер Дафф говорит ей: «Зачем мы расстались? Почему не ценили небесного блаженства? Начнем сначала!» Она соглашается.
58
Предваряя комментарий, сообщим для русского читателя, что это хрестоматийные стихи Вальтера Скотта.
— Да, наверное, так.
— Желудок — великая сила! До чего он только не доводит…
— При чем тут желудок? Мистер Дафф ее любил столько лет!
— А, прости, из памяти выпало.
— Трогательно, правда?
— Куда уж трогательней!
— Хотя для нас и плохо.
— Куда уж хуже! Ты говорила обо мне?
— Конечно. Я сказала, что мы поженимся.
— А он что?
— Удивился. Посоветовал сходить к психиатру.
— Какой милый!
— Он говорит, лучше уж за Джорджа. Ночью он много думал и решил, что в Джордже что-то есть.
— Как его скрутило, однако! Не думал, что желудок влияет на мозг.
— Он отдал Джорджу деньги.
— Это хорошо. Я уж беспокоился. А меня обратно не возьмет?
— Нет. Ночью он думал…
— Не вредно ли столько думать?
— … и решил, что ему так плохо из-за тебя.
— Вот гад какой! Я же спас ему жизнь.
— Да, я напомнила, а он сказал, что двух лет за это достаточно. Ты поил его вчера бренди?
— Почему «поил»? Предложил,
— Нет, ничего. Он считает, что с этого и началось. Все-таки желудок…
— Скорее мозг. Разум его туманен. Что ж, если он меня не берет, придется нам подождать. Конечно, рай — в шалаше, но у нас и на это нет денег. Лично у меня — пятнадцать фунтов. Заработать негде. Кому нужен художник?
— Мне.
— Это хорошо. Ты уверена, что не вернешься к лорду, бла-го. он теперь богат?
— Уверена.
— Господи! — вскричал Джос. — Если бы я не проспал, мы бы не встретились!
— Да?
— Да. Меня ждали к десяти. Но я заигрался в карты, проспал, и ты меня застала в кабинете. Какой урок! Буду опаздывать.
— И на свою свадьбу?
— На свадьбу… Когда она еще будет! Что нам делать, как ты думаешь?
— Не знаю.
— Что-то сделать можно. Люди все время женятся. Не богаты же они! Вот что, дай мне этот портрет, я отнесу его к себе и выйду погуляю. Может, осенит… в общем, жди. Скоро обо мне услышишь.
Когда он вернулся в усадьбу, дождь прошел, светило запоздалое солнце. Оно и выманило на прогулку лорда Холбтона.
И как тут не гулять? Он свободен от опрометчивой помолвки, в кармане — чек на крупную сумму. Если уж это не удачный день, то второй барон просто не знал, где они, эти дни.
Естественно, он пел романс и дошел до самых чувствительных пассажей, когда услышал особенно мрачный пассаж песни «Старик-река», а вскоре и увидел нового лакея.
Если один человек поет романс, а другой — «Реку», кто-то должен уступить. На сей раз уступил лорд Холбтон, немного жалея, что не удалось вывести любимую трель.
— Добрый вечер, — сказал он. — Как поживаете? Обычно он не был так приветлив, но чего не сделаешь на радостях! Тем не менее Джос, как и старик-река, катил свои волны вперед. Оглянулся он не сразу, а тогда мрачно буркнул:
— Здрасьте.
— Знаете, — сказал барон, — Салли мне о вас говорила.
— Да?
— Она говорила, что вы не лакей. Вы просто хотели быть там, где она.
— Да?
— Очень романтично. Они помолчали.
— Вы ведь знаете Даффа?
— Да.
— Служили, хе-хе, под его знаменами?
— Да.
— Странно, что мы с вами не встречались. Вы к нему ходили по службе, я — за деньгами, могли и встретиться.
— Да.
— А вот не довелось.
Джосу показалось, что он не совсем вежлив.
— Вас надо поздравить, — сказал он, чтобы это возместить.
— С чем?
— С деньгами. Я слышал, он их дал наконец.
— А, вот что! Дал, как не дать. После обеда еду в банк, пока не передумал. Мало ли что!
— А что?
— Да он вечно так. Разболеется, умилится — а потом приходит в себя, и все сначала.
Джос вздрогнул.
— Вы серьезно говорите?
— Куда уж серьезней!
— Значит, вы думаете… Ну, возьмем такой случай. Человек болен, к нему пришла дама, он решил, что любит ее…