Том 3. Лорд Аффенхем и другие
Шрифт:
Эта сторона дела до сих пор не пришла ему в голову. Внезапное приземление в Бэлфере представлялось ему вполне естественным. Он не подумал, что его отсутствие причинит большие неудобства немалому числу людей.
— А я и не подумал. Я… ну, просто так вышло.
— Ты не живешь, случаем, в этом замке?
— Не совсем. У меня тут коттедж. Захотелось провести несколько дней в деревне, я и снял.
— Почему именно здесь?
Кеггс, с неодобрением слушавший нарушителей спокойствия, кашлянул.
— С вашего позволения, мадам. Мы ждем.
— А? Что? — Билли посмотрела на него с
Кеггс сухо поклонился и снова прочистил горло.
— Мы находимся с вами в большом холле, и, прежде чем двинуться дальше, я хотел бы обратить ваше внимание на портрет пятой графини работы сэра Питера Лели. По оценкам экспертов, написан в его лучшей манере.
По толпе пробежал почти беззвучный ропот, выражающий изумление и благоговение, словно шорох листвы от легкого ветерка. Билли Дор шопотом продолжила:
— Да, большой был переполох, когда обнаружилось, что тебя нету. Каждые десять минут названивали в «Карлтон». Понимаешь, на втором представлении номер «Летний день» провалился, нечем было заменить. Но это ничего. Его просто выкинули и залатали дырку, ты и сам не поймешь, что там заплата. Все равно спектакль на десять минут дольше, чем надо.
— Как он идет?
— Гвоздь сезона. Говорят, продержится тут два года. Насколько я понимаю, в Лондоне успех — не успех, если не можешь повести внуков на тысячное представление.
— Замечательно! Как там все? В порядке?
— Еще в каком! Только вот этот тип крутится около Бэби. Ума не приложу, что она в нем нашла. Коту ясно, что он — слизняк. Да, я тебя понимаю. Такие места стоят пятидесяти Лондонов.
Процессия достигла одной из верхних комнат. Через окно на мили и мили виднелись лесистые холмы. Вдали полоской серебра блестел Бэлферский залив. Билли Дор тихо вздохнула.
— Какая красота… Так бы и стояла здесь всю жизнь, смотрела.
— Обращаю ваше внимание на это окно, — гудел Кеггс, — известное в семейном предании как «Прыжок Леонарда». В тысяча семьсот восемьдесят седьмом году лорд Леонард Форт, старший сын его светлости герцога Лохлейнского, выбросился из этого окна, чтобы не подвергнуть опасности репутацию прекрасной графини Маршмортон, с которой, как говорит предание, у него был невинный роман. Застигнутый его светлостью графом в неурочный час у ее светлости, ибо здесь был ее будуар, он выпрыгнул из открытого окна и, попав на ветви растущего внизу кедра, счастливо отделался несколькими ушибами.
Восхищенный ропот сопровождал эту повесть о мужестве благородного кавалера.
— Вот, — восхитилась Билли, — это здесь и хорошо. На каждом шагу всякие «прыжки Леонарда». Именно в таком месте я бы с удовольствием осела и провела остаток жизни, доя коров и снабжая супом заслуженных поселян.
— Теперь, — сказал Кеггс, взмахом руки подгоняя стадо, — мы проследуем в Янтарную комнату, где находятся гобелены, высоко оцениваемые знатоками и любителями.
Послушная толпа медленно задрейфовала, пристроившись в его фарватере.
— Как ты посмотришь, Джордж, — приглушенно сказала Билли, — если мы пропустим Янтарную комнату? Умираю, хочу попасть в сад. Вон там, где
Джордж поглядел туда, куда указывал ее перст. Прямо под ними плотный дубленый человек в вельветовых брюках как раз прервал свою работу, чтобы раскурить бугристую трубку.
— Как скажешь.
Они спустились по широкой лестнице. Голос Кеггса, возносившего хвалы гобеленам, доносился до их ушей, как отдаленный барабанный бой. Они прошли к розовому питомнику.
Человек в вельветовых брюках уже раскурил свою трубку и снова склонился над работой.
— Ну что, папаша, — приветливо сказала Билли, — как урожай?
Человек выпрямился. Он был приятен на вид, не очень молод, с кроткими глазами дружелюбного пса. Радостно заулыбавшись, он принялся гасить трубку.
Билли остановила его.
— Курите, курите, на обращайте на меня внимания, — сказала она. — Мне даже нравится. Хорошая у вас работенка, а? Будь я мужчиной, я бы о такой и мечтала. Нет, работать весь день в розовом питомнике! — Она огляделась. — А уж это, — добавила она с одобрением, — питомник что надо.
— Вы любите розы, м… мисс?
— Еще бы! У вас тут, надо полагать, все известные сорта? Все пятьдесят семь?
— Существует до трех тысяч сортов, — смиренно сказал человек в вельветовых брюках.
— Я просто так сказала. Уж мне-то не надо объяснять про розы. Я, можно сказать, их выдумала. Эйрширские есть?
Человек в вельветовых брюках явно пришел к заключению, что Билли — единственно достойный внимания человек на свете, родная душа. Джордж только присутствовал, не больше.
— Эти, вон там — эйрширские.
— У нас в Америке их нет. По крайней мере, я не встречала. А может, и есть.
— Нужна подходящая почва.
— Глинистая, и много влаги.
— Точно.
На лице Билли Дор появилось выражение, какого Джордж у нее прежде не замечал.
— Послушайте, папаша! Возьмем к примеру розовых клопов. Что бы вы стали делать…
Джордж отошел. Разговор принимал слишком специальный характер; к тому же, ему показалось, что его отсутствие никого не огорчит. Более того, на него нашло озарение — из тех, что находят на великих полководцев. Он явился в замок без продуманного плана, в смутной надежде как-нибудь увидеть Мод. Теперь он понимал, что надежды нету. Очевидно, по четвергам семейство уходит в подполье и скрывается там, пока не разойдутся туристы. Зато открывался другой канал коммуникации. Этот садовник выглядит вполне разумным. Ему можно доверить записку.
В давешних блужданиях по замку Джорджу посчастливилось осмотреть библиотеку. Туда легко было попасть через большой холл. Он оставил Билли наедине с ее новым другом за дискуссией о тле и слизняках и быстро прошел обратно в дом. Библиотека была пуста.
Джордж был человек доскональный. Он не любил оставлять что-либо на волю случая. Садовнику вроде бы можно доверять, но кто его знает? А вдруг он пьет? А вдруг он потеряет или забудет где-нибудь драгоценную записку? Косясь настороженным взглядом на дверь, Джордж быстренько нацарапал второй экземпляр. Это заняло несколько коротких минут. Он снова вышел. Билли в этот момент садилась в синюю машину.