Том 3. Пьесы 1862-1864

Островский Александр Николаевич

Биркин

Ну, как его не слушать, Он всех умней! Ишь краснобай какой!

Минин

Не помню я, что говорил; быть может, Кого обидел словом. Не вините; Не сам я говорил, кровь говорила.

Семенов

Обидеть не обидел, грех сказать; А насказал довольно, не уложишь В большой мешок.

Биркин

Да кто же виноват? Мы сами дали волю, так и слушай! А он и рад.

Минин

Да кто же запретит Мне говорить?

Семенов

Да

всякий, кто постарше.

Минин

За веру православную стою, Не за дурное что. Молчать нельзя мне.

Семенов

Ведь ты еще не воевода! Скажут, Чтоб говорил — так говори что хочешь; А скажут: замолчи! — так замолчишь.

Минин

Не замолчу. На то мне дан язык, Чтоб говорить. И говорить я буду По улицам, на площади, в избе, И пробуждать, как колокол воскресный, Уснувшие сердца. Вы подождите, Я зазвоню не так. Не хочешь слушать, Я не неволю: не любо — не слушай; А замолчать меня заставить трудно. Я не свои вам речи говорил: Великий господин наш, патриарх, Того же просит. Пусть нас Бог рассудит, Кто прав, кто виноват. Вы не хотели Поверить мне; смотрите, не пришлось бы Вам каяться.

Семенов

Тебе поверить? Ишь ты, Чего ты захотел! Ты будь доволен, Что слушали, молчать не заставляли.

Биркин

Да из избы не выгнали тебя.

Уходят, и за ними все, исключая Минина и Аксенова.

Явление третье

Минин и Аксенов.

Минин

Знать, им не жаль ни крови христианской, Ни душ своих. Какая им корысть! Самим тепло, а братию меньшую Пусть враг сечет и рубит, да и души Насильным крестным целованьем губит. Просил я их со многими слезами, Какую ни на есть, придумать помощь, — И слышать не хотят. Не их, вишь, дело. Так чье же?

Аксенов

Не надейтеся на князи!

(Уходит.)

Минин

И вправду. Нам теперь одна надежда — На Бога. Помощи откуда ждать! Кто на Руси за правду ополчится? Кто чист пред Богом? Только чистый может Святое дело честно совершить. Народ страдает, кровь отмщенья просит, На небо вопиет. А кто подымет, Кто поведет народ? Он без вождя, Как стадо робкое, рассеян розно. Вождя, печальника о нас, убили Изменой адской. Где искать другого? Нет помощи земной, попросим чуда; И сотворит Господь по нашей вере. Молиться надо! В старину бывало, Что в годы тяжкие народных бедствий Бог воздвигал вождей и из народа. Не за свои грехи, а за чужие Он переносит тягостную кару. Избит, ограблен! Нынче сыт с семьей, А завтра отняли сухую корку, Последнюю, что берегли ребятам; Сегодня дома, завтра в лес беги, Бросай добро, лишь о душе заботься, Да из кустов поглядывай, что зверь, Как жгут и грабят пСтом нажитое. Поймают — силой приведут к присяге, Кривить душой, крест вору целовать. Да и не счесть всех дьявольских насилий, И мук непереносных не исчислить! И все безропотно и терпеливо Народ несет, как будто ждет чего. Возможно ли, чтоб попустил погибнуть Такому царству праведный Господь! Вон огоньки зажглись по берегам. Бурлаки, труд тяжелый забывая, Убогую себе готовят пищу. Вон песню затянули. Нет, не радость Сложила эту песню, а неволя, Неволя тяжкая и труд безмерный, Разгром войны, пожары деревень, Житье без кровли, ночи без ночлега, О, пойте! Громче пойте! Соберите Все слезы с матушки широкой Руси, Новогородские, псковские слезы, С Оки и с Клязьмы, с Дона и с Москвы, От Волхова и до широкой Камы. Пусть все они в одну сольются песню И рвут мне сердце, душу жгут огнем И слабый дух на подвиг утверждают. О Господи! Благослови меня! Я чувствую неведомые силы, Готов один поднять

всю Русь на плечи, Готов орлом лететь на супостата, Забрать под крылья угнетенных братий И грудью в бой кровавый и последний. Час близок! Смерть злодеям! Трепещите! Из дальнего Кремля грозит вам Минин. А если Бог отступит от меня И за гордыню покарать захочет, Успеха гордым замыслам не даст, Чтоб я не мнил, что я его избранник, — Тогда я к вам приду, бурлаки-братья, И с вами запою по Волге песню, Печальную и длинную затянем, И зашумят ракитовы кусты, По берегам песчаным нагибаясь; И позабудет бросить сеть рыбак И в тихом плесе на челне заплачет; И девка с ведрами на коромысле, Идя домой извилистой тропинкой, Оглянется с горы и станет слушать И, рукавами слезы утирая, Широкие измочит рукава; Бурлаки запоют ее под лямкой И балахонцы за своей работой Над новою расшивой, с топорами. И понесется песня, и прольется Из века в век, пока стоит земля. О Господи! Грешу я; мал я духом, Смел усомниться в благости твоей! Нет, прочь сомненья! Перст твой вижу ясно. Со всех сторон мне шепчут голоса: «Восстань за Русь, на то есть воля Божья!»

(Уходит.)

Сцена вторая

ЛИЦА:

Марфа Борисовна.

Домна, старуха.

Минин.

Аксенов.

Поспелов.

Иван Кувшинннков, сотник из Балахны, и Григорий Лапша, крестьянин из Решмы — предводители восстания на Волге.

Юродивый.

Девушки.

Просторная бревенчатая светлица. В правой стене два маленьких окна; на левой стороне перегородка с решетчатым расписным верхом; в конце перегородки узенькая дверь; за дверью резной и расписной столб, в котором утвержден верхний брус перегородки; прямо за столбом и до самого угла изразцовая печь; в задней стене выходная дверь; по задней и по правой стене лавки; с правой стороны большой дубовый стол; у перегородки небольшая приставная скамья; у задней стены несколько пяльцев. Лавки, полки, косяки — с резьбой.

Явление первое

Входят Домна, юродивый и девушки и потом Марфа Борисовна.

Домна

Ну, девушки, примайтесь за работу! Девушки садятся за пяльцы. А ты, убогонький, у нас ночуешь — Что по дворам проситься на ночь глядя! Пойдешь к заутрене и нас разбудишь.

Юродивый салится к печке. Марфа Борисовна выходит в задумчивости из-за перегородки и садится на скамью с левой стороны. Домна садится у ног ее на низенькой скамейке.

А ты бы нам сказала что-нибудь. Ишь память-то какая золотая! А у меня так словно решето; Что ни услышу, тут же и забуду. Ты давеча не досказала утром Нам про царевича, как открывали; Вот, благо время, доскажи теперь!

Марфа Борисовна

Да, девушки, произволеньем божьим, И в наше время чудо совершилось. И говорят, все пело: ожерелье Жемчужное, шириночка в руке Тафтяная, вся золотом расшита И серебром, кафтанчик на хребтах На беличьих и сапожки; все цело… Да горсть орешков; как его убили, В руках держал орехи; обагрились Орешки кровью; так и положили С ним вместе. Вот какое чудо было! Перенесли из Углича в Москву, Там и стоит, и многих исцеляет.

Молчание.

Домна

Замолкли. Тихий ангел пролетел.

Марфа Борисовна

Чем молча-то сидеть, так лучше спойте Нам «О пустыне» стих душеполезный, Любимый Мой.

Домна

Благое дело — славить На всякий день и час Господне имя, Да и работа, говорят, спорится За пением благочестивым. Пойте!

Девушки

(поют)

Пустыня прекрасная! Меня многогрешную, Как чадо свое, приими. Любимая мать моя, В пристанище тихое, В безмолвные недра свои! Чертоги высокие И ризы богатые Меня от грехов не спасут. Богатства и почести Все тленны и суетны, Не станут со мною на суд. Луга твои тихие, Цветы испещренные, И красен и дивен твой сад! Деревья кудрявые И листье зеленое В пустыне без ветра шумят.