Том 3. Поэмы
Шрифт:
По мнению критика В. Никонова, Есенин в «Песни о великом походе» «спотыкаясь, — но дает яркие образы; многие герои у Родова, Лелевича, даже у Безыменского, — игрушечные деревянные солдатики перед Есенинским ротным („Песнь о великом походе“). Это живой человек» (журн. «Стрежень», Ульяновск, 1925, № 1, нояб., с. 11).
В ряде работ, опубликованных вскоре после смерти Есенина, «поэма о кожаных куртках Питерграда» расценивалась в числе лучших вещей поэта (А. Коптелов в рецензии на т. 3 Собр. ст. — газ. «Звезда Алтая», Бийск, 1926, 13 июля, № 158; см. также газ. «Волна», Архангельск, 1926, 7 янв., № 5 и кн. В. Львова-Рогачевского «Новейшая русская литература», 5-е
Ю. Н. Либединский и П. В. Орешин тогда же положительно отозвались о «Песни о великом походе» в воспоминаниях о поэте (Либединский Ю. О Есенине (Воспоминания) — Журн. «На лит. посту». М., 1926, кн. 1, с. 32–34; Орешин П. Мое знакомство с Сергеем Есениным. Воспоминания. — Кр. нива, 1926, № 52, дек., с. 19–20).
Были критики, оценившие «новый поворот» Есенина резко отрицательно. В. Друзин в статье «Путь Есенина» писал: «Он едет на Кавказ, окончательно излечивается от богемы. Круто берет курс на РКП, начинает изо всех сил советизироваться. ‹…›
Отход от „Москвы кабацкой“ — разительный. И формально — Есенин однотонный анапест меняет на ямб (ямб, впрочем, не Пушкинский, а опять-таки скорее Блоковский), пробует частушечные размеры („Песня о великом походе“). ‹…›
Одно можно отметить — пока Есенину нюханье Маркса пользы не приносит. Его советизированные стихи — рассудочны, лишены лирической влаги, подчас убоги, в них нет внутренней культурности стиха как такового (то, что было в изобилии у Гумилева и что имеется у любого самого бездарного Гумилевского последыша)» (Красная газ., веч. вып., 1925, 15 мая, № 116).
Близкую оценку поэме дал Г. Адонц в статье «О поэзии Есенина»: «…Есенин ‹…› пробует окунуться в самую что ни на есть революционную современность. Он пишет „Песнь о великом походе“. На 32-х миниатюрных страничках рисует он „новым вольным сказом“ мрачное историческое прошлое — Петровскую Русь, а потом великий Октябрь… „Новый, вольный сказ“ — это попросту немного перелицованный старый кольцовский размер: его ритмика, его мелодика… ‹…›
Описывая октябрьский переворот и последующую эпоху гражданских войн, Есенин скользит по важнейшим революционным событиям чрезвычайно легко, с налету, частушечным дурашливо-юмористическим приемом… ‹…›
Тут — кровавая борьба пролетариата с вековыми врагами, смерть, решительный бой, а Есенин вспоминает про „баночку“…
Картины Великой Русской Революции Есенин не дал, даже отрывочной, эскизной… Нарочито скоморошеский тон, не крепкий, не пролетарский, а какой-то низкопробно-эстрадный подход к темам…» (журн. «Жизнь искусства», М.—Л., 1925, № 35, 1 сент., с. 9–10; вырезка — Тетр. ГЛМ).
Поэма стала одной из наиболее популярных среди читателей есенинских вещей. Заключительная часть поэмы из журн. «Звезда» полностью и в сокращении была перепечатана в журн. «Шквал» (Одесса, 1924, № 8); «Красная газ.» (М.—Л., 1924, 15 нояб., № 262; под загл.: «Песнь о великом походе (Из поэмы того же названия, посвященной разгрому Юденича)»); газ. «Красное знамя» (Томск, 1924, 27 нояб., № 272; отрывки из сказа о современности З. Вост.), газ. «Советская Сибирь» (Новониколаевск, 1924, 28 сент., № 222); газ. «Амурская правда» (Благовещенск, 1924, 7 нояб., № 1379).
Поэма была помещена в хрестоматии «Земля советская. Чтец-декламатор для деревни» (М.—Л., 1926).
В 1926 г. студент IV курса полиграфического факультета Вхутемаса Николай Лапин подготовил в качестве академической работы (макет, иллюстрации, набор, печать и брошюровка) отдельное уникальное малоформатное издание поэмы, которое было исполнено в академической типографии Вхутемаса под руководством профессора
В книге учителя сибирской коммуны «Майское утро» Адриана Митрофановича Топорова «Крестьяне о писателях» (М.—Л., 1930) приводилось 20 отзывов об этом произведении, сделанных после прочтения 13 февраля 1927 г., как о лучшем из написанного Есениным:
«Стекачев Т. В. Уж шибко хорошо подпевы прикрашены. А присказульки-то! Ну, сверх всякой цены они стоят! ‹…›
Зубкова В. Ф. Изо всех стихов стих! За один этот стих можно отблагодарить так же, как за многие. Дороже целых книг он. Весь дух твой подхватывает навыся. ‹…›
Титова А. И. Даже сам Петра-царь устрашился своего греха. Сколь он на своем веку люду рабочего погубил! И над всем чтеньем наша душа теперь так же устрашается. Видно, дело-то Петрово и самого сочинителя растревожило.
Крюков М. Ф. По-моему, этот „Поход“ лучше всех сочинений Есенина. Вот такие его штуки надо для народа издавать. ‹…› Здесь остается впечатление такое, что по всему сложенью тела идет мурашка» (с. 240–242).
Заглавие «Песнь о великом походе» содержит обозначение литературного жанра и обладает историко-терминологическим статусом — с обозначением передвижения войск с целью развертывания военных действий (ср. Петровские походы и «Ледяной» поход 1918 г.); ориентировано на фольклорный жанр солдатской песни (с ее воинской тематикой и походно маршевым звучанием) и направлено на восприятие произведения как литературного аналога народно-музыкального текста, соприкасающегося с былинами, историческами песнями, похоронными плачами и частушками.
Заглавие перекликается с древнерусским названием «Слово о полку Игореве» и повторяет черновое (более расширенное) есенинское наименование другой поэмы — «Поэма о великом походе Емельяна Пугачева».
С. 116. Эти притчины... — При обозначении «притчина» Есенин мог исходить из двух трактовок термина «притча»: 1) идущий от Библии и широко представленный в мировой литературе нравоучительный жанр; 2) распространенный на Рязанщине народный термин, обозначающий повествование о сверхъестественном событии мифологического толка, или «волшебное слово», которое устраняет беду (запись комментатора в д. Инкино Касимовского р-на Рязанской обл. в 1992 г.; Чернышев В. И. Сведения о народных говорах некоторых селений Московского уезда — «Сб. ОРЯС». СПб., 1900, т. 68, с. 145; Даль, 3, 453).
С. 117. Ой, во городе // Да во Ипатьеве… — Топоним имеет собирательный характер и мог возникнуть от Ипатиево-Троицкого (Ипатского) мужского первоклассного кафедрального монастыря, основанного ок. 1330 г. в версте от г. Костромы (там находились Ипатьевская летопись конца XIV — начала XV вв., одна из древнейших, и Ипатьевская лицевая псалтирь 1591 г.). К владениям монастыря были приписаны существовавшая в Москве в Китай-городе с XVII в. Ипатская ул. (с XIX в. — Ипатьевский пер.) и в Санкт-Петербурге в начале II-ой половины XVIII в. собственный дом-«подворье» (см.: Диев М. Я., протоирей. Историческое описание Костромского Ипатского монастыря. М., 1858; Имена Московских улиц. М., 1988).