Том 3. Рассказы. Воспоминания
Шрифт:
А нас, как потом выяснилось, искали по всему городу.
Мы не знали, что Лилина, кроме губоно, заведовала еще по совместительству детским отделом ленинградского Госиздата. Рукопись наша ей понравилась. И она тут же передала ее своему помощнику и консультанту по издательским делам С.Я.Маршаку.
Что было бы, если бы я не решился все-таки заявиться на Казанскую улицу, каким бы образом нас могли тогда найти — не знаю. Но меня что-то толкнуло. И не сказав о своем намерении Белых, я один отправился в губоно…
Помню, как ошеломила
— Он! Он! Пришел наконец-то!
И кинулась в кабинет Лилиной. Тотчас вышла и сама Лилина.
— Куда вы пропали, мальчики? Где ваш соавтор?
Тут началось такое, от чего у меня голова закружилась. Зав. губоно взяла меня под руку и полчаса водила по длинным и широким коридорам бывшего Воспитательного дома, воскуряя фимиам нашей повести. Помню, я так волновался, что, закуривая, сунул горящую спичку в коробок, который шумно взорвался и опалил мне левую руку. Кто-то, кажется, секретарша Волина, чем-то смачивала ее, забинтовывала…
А Лилина сказала:
— Идите на Невский, в Дом книги, поднимитесь на пятый этаж и спросите Маршака, Олейникова или Шварца.
Признаюсь, что ни одно из названных имен, даже имя Маршака мне в ту пору известно не было.
И вот мы оказались в детской литературе.
И навсегда в ней застряли.
Жалею ли я об этом?
Есть люди (и среди пишущей братии тоже), которые с некоторой жалостью, как на недоростков, смотрят на детских писателей. Сколько раз в жизни мне приходилось слышать:
— А для взрослых писать не пробовали?
Нет, специально для взрослых (чтобы в аннотациях: детям до 16 лет читать не рекомендуется) не пробовал. Но не скрою: идеалом моим всегда было работать так, чтобы захватывало и детей и взрослых. Узнавать, что читают тебя не только дети, всегда бывало приятно. А судя по читательской почте, взрослые читают и «Республику Шкид», и «Леньку Пантелеева», и «Нашу Машу», и «Часы», и «Пакет», и многое другое, что впервые появилось под маркой Детгиза. Но главные мои читатели все-таки — дети. И я не только об этом не жалею, я горжусь этим.
А «Республике Шкид» очень повезло. Она попала к читателю, адреса которого не знали даже авторы. Адрес же у книги точный. Очень хорошо сказал об этом года два назад на пленуме Союза писателей С. В. Михалков. Вспоминая тот громкий успех, который имела «Республика Шкид» у подростков 20-х годов, он объяснил это тем, что авторы, когда писали свою повесть, «сами едва преодолели рубеж подросткового возраста», «…они писали о себе, о своих сверстниках, какими они были три-четыре года назад до выхода повести»…
Не три и не четыре, а только два года отделяло нас от школы им. Достоевского до «академии Маршака». Осенью 1923 года мы с Белых оставили стены Шкиды, а в конце 1925 года уже работали над повестью. Год спустя, к большому удивлению авторов, она и в самом деле очень громко
Повезло нам по всех отношениях. Мы попали в лучшую редакцию того времени. Наши редакторы С.Маршак и Е.Шварц, умевшие помочь автору организовать книгу, подсказать ему нужное слово, в этом случае оставили авторский текст в полной неприкосновенности (если не считать одной главы, написанной мною по какой-то мальчишеской прихоти ритмической прозой. Эту главу я по просьбе Маршака переписал).
А попади наша рукопись в какой-нибудь «Прибой» или в другое «взрослое» издательство — там ее легко могли бы пригладить, причесать, а главное, овзрослить. И полвека спустя не было бы, возможно, у Сергея Михалкова оснований, говоря о «Республике Шкид», сказать, что это «была подростковая литература в полном смысле этого слова», литература, которую «никакая иная заменить не может».
Благодарен судьбе за то, что она привела меня мальчишкой к Викниксору, а несколько лет спустя — к Маршаку. Не окажись эти люди на моем жизненном пути, может быть, и не было бы сейчас у редакции «Детской литературы» оснований обращаться к писателю Л. Пантелееву с просьбой рассказать, как и почему он стал писателем детским.
1979
О названии улиц
В газетном очерке, посвященном послевоенной Франции, я прочел, что в Париже есть Московская, Сталинградская и Ленинградская улицы. Признаюсь, меня это крайне удивило. Не то удивило, что в Париже воздают честь нашим городам-героям, а то, что у нас, в нашей газете, так по-русски перевели названия этих улиц. Ведь сами-то мы уже давно отвыкли от этих правильных наименований.
Вот совсем на днях депутат одного из ленинградских районных Советов писала в «Известиях»: «Почему бы, скажем, не иметь в Ленинграде проспекта Бухареста или площади Праги?» Тот же автор в той же статье считает, что «назрел вопрос о присвоении здешним улицам таких названий, как проспект Красной гвардии, проспект Выборгской стороны»…
В «Литературной газете» поэт Евг. Долматовский, восставая против названия «Мазутный проезд», предлагал в качестве замены такие названия, как «улица Радости», «улица Юности», а Евгений Воробьев в той же газете рекомендует «предусмотреть место для памятника герою на улице Гвардейцев».
Отрадно, что вопросами наименования и переименования улиц заинтересовалась наша общественность, что заговорили наконец о «скудости воображения тех, кто ведает переименованием». Дело это, действительно, находится в состоянии прискорбном и давно уже требует решительного вмешательства. Жаль только, что с самого начала тонкий и сложный вопрос этот повернули совсем не в ту сторону. Ведь то, что нам предлагают в качестве образцов, не только не исправляет положения, но и закрепляет несуразицу и нелепость, царящие в этом деле.