Том 3. Стихотворения 1918-1924

Брюсов Валерий Яковлевич

(Виланель)

Все это было сон мгновенный, Я вновь на свете одинок, Я вновь томлюсь, как в узах пленный. Мне снился облик незабвенный, Румянец милых, нежных щек… Все это было сон мгновенный! Вновь жизнь шумит, как неизменный Меж камней скачущий поток, Я вновь томлюсь, как в узах пленный. Звучал нам с неба зов блаженный, Надежды расцветал цветок… Все это было сон мгновенный! Швырнул мне камень драгоценный Водоворот и вновь увлек… Я вновь томлюсь, как в узах пленный. Прими, Царица, мой смиренный Привет, в оправе стройных строк. Все это было сон мгновенный, Я вновь томлюсь, как в узах пленный.

26 декабря 1910

Баллада о женщинах былых времен [66]

(Баллада Франсуа Вийона)

Скажите,

где, в стране ль теней, Дочь Рима, Флора, перл бесценный? Архиппа где? Таида с ней, Сестра-подруга незабвенной? Где Эхо, чей ответ мгновенный Живил, когда-то, тихий брег, С ее красою несравненной? Увы, где прошлогодний снег! Где Элоиза, всех мудрей, Та, за кого был дерзновенный Пьер Абеляр лишен страстей И сам ушел в приют священный? Где та царица, кем, надменной, Был Буридан, под злобный смех, В мешке опущен в холод пенный? Увы, где прошлогодний снег! Где Бланка, лилии белей, Чей всех пленял напев сиренный? Алиса? Биче? Берта? — чей Призыв был крепче клятвы ленной? Где Жанна, что познала, пленной, Костер и смерть за славный грех? Где все, Владычица вселенной? Увы, где прошлогодний снег!

66

См. сб. «Сны человечества», под заглавием «Баллада о женщинах былых времен».

Посылка

Баллада о любви и смерти [67]

(Баллада)

Когда торжественный Закат Царит на дальнем небосклоне И духи пламени хранят Воссевшего на алом троне, — Вещает он, воздев ладони, Смотря, как с неба льется кровь, Что сказано в земном законе: Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! И призраков проходит ряд, В простых одеждах и в короне: Ромео, много лет назад Пронзивший грудь клинком в Вероне; Надменный триумвир Антоний, В час скорби меч подъявший вновь; Пирам и Паоло… В их стоне — Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! И я баюкать сердце рад Той музыкой святых гармоний. Нет, от любви не охранят Твердыни и от смерти — брони. На утре жизни и на склоне Ее к томленью дух готов. Что день, — безжалостней, мудреней Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! Ты слышишь, друг, в вечернем звоне: «Своей судьбе не прекословь!» Нам свищет соловей на клене: «Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!»

67

См. сб. «Семь цветов радуги», под заглавием «Баллада о любви и смерти».

1913

Канцона к даме [68]

(Канцона)

Судил мне бог пылать любовью, Я взором Дамы взят в полон, Ей в дар несу и явь и сон, Ей честь воздам стихом и кровью. Ее эмблему чтить я рад, Как чтит присягу верный ленник. И пусть мой взгляд Вовеки пленник; Ловя другую Даму, он — изменник. Простой певец, я недостоин Надеть на шлем Ее цвета. Но так гранатны — чьи уста, Чей лик — так снежен, рост — так строен? Погибель мне! Нежнее нет Ни рук, ни шеи в мире целом! Гордится свет Прекрасным телом, А взор Ее сравню я с самострелом. Любовь вливает в грудь отвагу, Терпенья дар дает сердцам. Во имя Дамы жизнь отдам, Но к Ней вовек я не прилягу. Служить нам честно долг велит Синьору в битве, богу в храме, Но пусть звенит, Гремя хвалами, Искусная канцона — только Даме.

68

См. сб. «Сны человечества», под заглавием «Канцона к Даме».

20/21 ноября 1909

Безнадежность [69]

(Секстина)

Я безнадежность воспевал когда-то, Мечту любви я пел в последний раз. Опять душа мучительством объята, В душе опять свет радости погас. Что славить мне в предчувствии заката, В вечеровой, предвозвещенный час? Ложится тень в предвозвещенный час; Кровь льется по наклонам, где когда-то Лазурь сияла. В зареве заката Мятежная душа, как столько раз, Горит огнем, который не погас Под пеплом лет, и трепетом объята. Пусть тенью синей вся земля объята, Пусть близок мглы непобедимый час, Но в сердце свет священный не погас: Он так же ярко светит, как когда-то, Когда я, робкий мальчик, в первый раз, Склонил уста к устам, в лучах заката. Священны чары рдяного заката, Священна даль, что пламенем объята. Я вам молился много, много раз, Но лишь опять приходит жданный час, Молюсь я на коленях, как когда-то, Чтоб нынче луч в миг счастия погас! Безвестная Царица! Не погас В душе огонь священный. В час заката Душа старинным пламенем объята, Твержу молитву, что сложил когда-то: «Приди ко мне, хоть и в предсмертный час, Дай видеть лик твой, хоть единый раз!» Любви я сердце отдавал не раз, Но

знал, что Ты — в грядущем, и не гас В душе огонь надежды ни на час. Теперь, в пыланьи моего заката, Когда окрестность сумраком объята, Всё жду Твоей улыбки, как когда-то!

69

См. сб. «Семь цветов радуги», под заглавием «Секстина».

1914

Песня из темницы [70]

(Строфы с однозвучными рифмами)

Загорелся луч денницы, И опять запели птицы За окном моей темницы. Свет раскрыл мои ресницы. Снова скорбью без границы, Словно бредом огневицы, Дух измученный томится, На простор мечта стремится. Птицы! птицы! вы — на воле! Вы своей довольны долей, Целый мир вам — ваше поле! Не понять вам нашей боли! День и ночь — не все равно ли, Если жизнь идет в неволе! Спойте ж мне, — вы на свободе, — Песню о моем народе! Солнце, солнце! ты — прекрасно! Ты над миром ходишь властно В тучах и в лазури ясной. Я ж все вижу безучастно, Я безгласно, я всечасно Все томлюсь тоской напрасной — Вновь увидеть край желанный! Озари те, солнце, страны! Ветер, ветер! ты, ретивый, На конях взвиваешь гривы, Ты в полях волнуешь нивы, В море крутишь волн извивы! Много вас! вы все счастливы! Ветры! если бы могли вы Пронести хотя бы мимо Песнь страны моей родимой! Светит снова луч денницы. За окном щебечут птицы. Высоко окно темницы. Слезы виснут на ресницы. Нет тоске моей границы. Словно бредом огневицы, Дух измученный томится, На простор мечта стремится.

70

См. сб. «Сны человечества».

1913

Дворец любви [71]

(Средневековые строфы)

Дворец Любви не замкнут каменной стеной; Пред ним цветы и травы пышны под росой, И нет цветка такого, что цветет весной, Который не расцвел бы на лужайке той. В траве зеленой вьется быстрый ручеек; Он, как слюда, прозрачен, светел и глубок. Кто из мужчин, раздевшись, входит в тот поток, Становится вновь юным, в самый краткий срок. И девам, что умели дань Любви отдать, Довольно в светлых водах тело искупать; Все, — кроме тех, кто должен жизнь ребенку дать, — Становятся невинны, девами опять. На тонких ветках птицы песнь поют свою. Что песнь — Любви во славу, я не утаю. И, наклонившись низко к светлому ручью, Подумал я, что грежу я в земном Раю.

71

См. сб. «Сны человечества».

1912

В ту ночь [72]

(Газелла)

В ту ночь нам птицы пели, как серебром звеня, С тобой мы были рядом, и ты любил меня. Твой взгляд, как у газели, был вспышками огня, И ты газельим взглядом всю ночь палил меня. Как в тесноте ущелий томит пыланье дня, Так ты, маня к усладам, всю ночь томил меня. Злой дух, в горах, у ели, таится, клад храня. Ах, ты не тем ли кладом всю ночь манил меня? Минуты розовели, с востока тень гоня. Как будто по аркадам ты вел, без сил, меня. Пусть птицы мне звенели, что близко западня: В ту ночь любовным ядом ты отравил меня!

72

См. сб. «Сны человечества», вместе с стихотворением «Пылают розы, как жгучий костер» под общим заглавием «Газели», № 1.

1913

Твой взор [73]

(Газелла)

Пылают летом розы, как жгучий костер. Пылает летней ночью жесточе твой взор. Пьянит весенним утром расцветший миндаль. Пьянит сильней, вонзаясь в темь ночи, твой взор. Звезда ведет дорогу в небесную даль. Дорогу знает к сердцу короче твой взор. Певец веселой песней смягчает печаль. Я весел, если смотрит мне в очи твой взор. Забыть я все согласен, чем жил до сих пор. Из памяти исторгнуть нет мочи твой взор.

73

См. сб. «Сны человечества», «Газели», № 2.

<1913>

Персидские четверостишия [74]

1

Не мудрецов ли прахом земля везде полна? Так пусть меня поглотит земная глубина, И прах певца, что славил вино, смешавшись с глиной, Предстанет вам кувшином для пьяного вина.

2

Есть в жизни миги счастья, есть женщины, вино, Но всем на ложе смерти очнуться суждено. Зачем же краткой явью сменяются сны жизни Для тысяч поколений, — нам ведать не дано.

74

См. сб. «Сны человечества».