Том 4. Часть 2. Голливуд. Конец немого кино. 1919-1929
Шрифт:
До Киру так писал о картине: «Два любящих человека Разъединены жизнью, но объединены неким магнетическим чувством по имени Любовь, которое позволяет им уЩущать каждый жест, каждую мысль друг друга и наРавляет их шаги в том мире, где мы считаем себя слепыми». Борзэдж пришел из коммерческого кино, вернулся в него и пользовался громкой славой в период между 1925 и 1940 годами. Однако его талант, как и талант Джона Форда, получил полное развитие лишь после появления звукового кино.
Если бы не внезапная смерть в возрасте сорока лет, 20 июля 1921 года, Джордж Лон Такер, основавший вместе с Томасом Инсом «Ассошиэйтед продьюсерс», занял бы в американском послевоенном кино одно из первых мест. Сняв чуть ли не первым в США в 1913
«Это — один из интереснейших фильмов, которые мне когда-либо довелось видеть. <...> Дважды или трижды в этом большом произведении вспыхивает какое-то странное пламя и обжигает вас. И тогда тщательно построенная сцена, в малейших деталях разработанный поворот действия кажутся полным хаосом. Это великолепно построенное произведение оставило у меня впечатление величественного хаоса с высочайшими вершинами, которые мелькают в разрывах между беспорядочными нагромождениями туч. Во время сеанса я думал об Октаве Мирбо и продолжаю думать о его лучших страницах, полных юмора, скорби, романтизма, ясного видения сути вещей, поэзии и отвращения и написанных умным человеком, который знает, чего хочет, но, не справившись с более сильным ритмом побуждений, добивается лучшего результата, чем хотел».
«Чудотворец» был снят по роману Ф.-Л. Паккарда, ранее переложенному для театра Джорджем Коэном (фильм совпадал по теме с романом «Христианин» Холла Кэйна),— Джордж Лон Такер экранизировал его во время своего пребывания в Англии.
Лыоис Джекобе писал: «Чудотворец» открыто и резко характеризовал героя (Томас Мэйхен) как рэкетира и грубого материалиста, занятого нечистыми делишками. Фильм делал упор на сексуальный магнетизм и «грубый инстинкт в чистом виде, который связывает Розу и Барка». Столь неприкрытый акцент на сексуальность указывал, что кино откликнулось на новые духовные веяния и стало показывать «основные» вещи. Показ рэкета, нового явления в американской жизни... оказался также знаменательным фактором. Несмотря на некоторые спиритические нотки в финале, «Чудотворец» стал вестником нового умонастроения, при котором материальные заботы начали брать верх над принципами» *.
Луи Деллюк следующим образом резюмировал действие фильма, успех которого в Соединенных Штатах символизировал новые духовные устремления американцев:
«Группа подонков, чей беспредельный цинизм смутил бы даже мистически настроенных босяков Горького, решила извлечь выгоду из известности своего рода святого, больного и увечного старца, уже находящегося на пороге смерти. Для этой цели им надо организовать чудо, которое привлечет в деревню, где живет патриарх, паломников, а в карманы жадных подонков потекут доллары. Один из членов банды играет роль исцеленного. Но происходит истинное чудо: маленький мальчик-калека исцеляется и начинает ходить. Всех заражает какое-то коллективное безумие. В финале фильма бандиты, находящиеся в этой атмосфере убежденности в истинности чуда, постепенно освобождаются от своих пороков, «пустоты», как образно сказал кто-то. Святой ничего не сделал, не известно, что он понял или угадал, но оказался духовным центром этого воскрешения душ.
Режиссер «Чудотворца» с редким умением вжился в тему и в героев. У автора нет ни поэтической воли,
ни суховатого научного воображения постановщика «Улицы грез». Он не вносил ничего извне, а работал в кино и использовал простейшие средства кино, чтобы создать атмосферу, вдохнуть душу в героев и придать всему произведению четкую направленность.
Две сцены прекрасны, они из того большого кино, которое спасает нас и не позволяет расслабиться в нашей борьбе с клоакой. Подозрительный бар.
* Jacobs L. The Rise of the American Film, p. 399—400.
тая ему порнографическую книжку; и вдруг мы ощущаем, что происходит нечто (ошеломлена и сама Роза), как если бы старик слышал ее. Эта крохотная сцена длится целую минуту — и какую!
В картине мы увидели великолепного исполнителя. Это не старик (Джозеф Доулинг), необходимый для гармонии персонаж с седыми волосами. И не Томас Мэйхен, слишком спокойный, чтобы передать все черточки характера выродившейся канальи. И даже не Лон Чани с его выразительным профилем. Это—Бетти Компсон, которая проходит путь от самой мерзкой подлости до истинного величия со сдержанной простотой, особенно потрясшей меня. Она —подлинная актриса кино».
Но из всех актеров «Чудотворца» самую лучшую и удивительную карьеру сделала не Бетти Компсон, бывшая «купальщица» Мака Сеннетта. Открытием фильма стал Чани. Джордж Лон Такер завершил свою жизнь и карьеру прекрасным фильмом, имевшим громадный международный успех. По данным Рене Жанна и Чарлза Форда («Энциклопедическая история кино»), Такер был также постановщиком послевоенных фильмов «Новый год мисс Золушки» (с Мэй Мэрш), «Добродетельные жены» (1919), с большим успехом прошедших по экранам, и «Дамы должны выдержать» («Ladies Must Live*, 1921, с Леатрис Джой), который, по-видимому, поступил в прокат после его смерти.
После преждевременной кончины Джорджа Лона Такера известность пришла и к Генри Кингу. Он родился в 1896 году н работал актером в фирмах «Любин», «Пате иксчейндж», «Мьючюэл» и «Дженерал филм К0»Режиссером он стал в «Мьючюэл», сняв одиннадцать фильмов с Мэри Майлс Минтер. Замеченный после фильма «Отъезд в 23.30» («23'/г Hours Leave», 1919, продюсер Т. Инс), он стал знаменитостью после картины «Кроткий Дэвид» («ТоГаЫе David») с Ричардом Бартелмесом в лавной роли, выпущенной маленькой фирмой «Инспирэйшн К0». По словам Льюиса Джекобса, фильм имел большой и неожиданный успех:
«Уроженец маленькой деревушки Крнстиансбург (Вирджиния), Генри Кинг снимает свои киноисторин из жизни маленьких американских городков с редкой естественностью. <\..>
В то время как перепуганные продюсеры ради привлечения публики все чаще обращались к фильмам «секси», зрители бросились смотреть эту откровенную и волнующую картину, которая без всяких ухищрений знакомит нас с жизнью Юга.
<...> Сюжет — история бедного паренька с гор — подкупал свежестью и незатасканностью. Декорации — природа; характеристики — честные и к месту. Простой рассказ, где нет и намека на мелодраму. Фильм отличался прямотой и язвительностью без каких-либо элементов сентиментальности»*.
Молодой герой фильма слывет среди близких трусом, поскольку он отказывается драться с негодяем (Эрнст Торренс), но в конце концов одерживает верх над ним в безжалостной схватке. «Трудно описать драматическую мощь, которой насыщен фильм. Ричард Бартелмес вжился в роль с удивительной силой, и его окружают достойные партнеры»,— писал английский корреспондент «Ла синематографи франсэз» (7 апреля 1923 года). Однако это произведение, сделанное в лучших традициях Инса и Гриффита и, несомненно, понравившееся бы Деллюку и Муссинаку, не шло во Франции, хотя везде, в частности в СССР**, пользовалось заслуженной популярностью. Пудовкин в книге «Техника кино» дает пример великолепной характеристики персонажа с помощью четырех планов при первом появлении бродяги-негодяя: