Том 4. Лунные муравьи
Шрифт:
Марфуша(в дверях). Яйца готовы. Сюда, что ли, подать?
Елена Ивановна. Нет, нет. Я там. Отдохну еще кстати. Нервы шалят. Ты идешь, Фина?
Финочка. Я не хочу.
Елена Ивановна. Ну, как хочешь. (Уходит в спальню.)
Финочка одна. Ходит по комнате, смотрит на часы, потом на окно. Видимо волнуется. Взяла какую-то книгу, села с ней, опять встала, опять села. Слышен, наконец, стук в дверь коридора. Финочка бросается туда,
Вожжин. Так, значит, ничего, что опоздал? Вы дома? Пришли там ко мне по делу по одному, спешному. Я испугался, что засидятся, ты будешь ждать…
Финочка. Совсем ничего, папочка! Мы вернулись, мама завтракала, отдыхала. И ничего. Так я скажу ей, папочка, хорошо? Я сейчас… (Уходит быстро в дверь налево.)
Вожжин некоторое время один. Осматривает комнату. Берет книгу, которую читала Финочка, перелистывает, кладет. Прохаживается медленно. Садится в кресло, о чем-то думает. Из дверей спальни выходит Елена Ивановна. Она в том же платье, но сверху накинула довольно красивый цветной шарф с блестками.
Елена Ивановна. Ипполит Васильевич! Очень, очень рада!
Вожжин вскакивает, они долго жмут друг другу руки, потом Вожжин целует руку у Елены Ивановны.
Елена Ивановна(несколько приподнято весело). Ну, садитесь. (Садятся – Елена Ивановна на кушетку, Вожжин рядом.) Дайте на вас поглядеть. Ничего, сколько лет минуло, – и ничего, в бороде только седина, а вид здоровый. Не то что я, все худею, все худею…
Вожжин(откашливаясь). Вы все нездоровы, Елена Ивановна.
Елена Ивановна. Ах, я так была больна! Не красит болезнь, не молодит. Теперь мне уж лучше, души здешние, конечно, вздор, это Фина умоляла попробовать, но все-таки… В общем, я теперь поправляюсь. Нервы у меня никуда не годятся, Ипполит Васильевич.
Вожжин. Да, еще бы… Я вполне понимаю. Вам надо серьезно отдохнуть, полечиться.
Елена Ивановна. Ах, Ипполит Васильевич, лечение лечением – но ведь так часто душа болит! Сколько пережила я, сколько ран на душе! Что ж скрывать? Я чувствую – вы меня сейчас понимаете, врагами мы никогда не были…
Вожжин. Какими же врагами, Боже сохрани…
Елена Ивановна. Да, да, и сейчас я чувствую, что меня слушает понимающий друг. Это так отрадно, так редко мне случается испытывать эту отраду, ведь, я, в сущности, одинока… В смысле необходимости дружеского участия. Фина – ребенок. Говоришь ей – но разве она поймет глубину переживаний? О, я не жаловаться хочу, я не люблю жалоб – да и кто виноват, виноватых нет, каждый должен мужественно нести свою судьбу. Оттого уж не жалуюсь, что я ни в чем, ни в чем не раскаиваюсь. Как прямо я вам сказала восемь лет тому назад, так и теперь говорю; да, я полюбила Семена Спиридоновича истинной, большой любовью, той, которая не останавливается ни перед
Вожжин. Да, но если объект любви… То есть я хочу сказать – если с течением времени…
Елена Ивановна. При чем тут время? Разве есть время для любви? Любовь есть любовь. Она вечна и сама себя оправдывает. Время! Да больше: если б я, скажем, в минуты падения даже перестала ее, любовь, чувствовать, видеть в себе – все равно, я верила бы: в самых потаенных глубинах моей души она жива! Эта вера только и поддерживает меня, Ипполит Васильевич. Она только и дает мне силы переносить кое-как мою тяжкую, действительно тяжкую жизнь.
Вожжин. Но, однако, если даже любовь перестает как бы ощущаться…
Елена Ивановна(не слушая). Тяжела моя жизнь, Ипполит, тяжела и в мелочах, в повседневности… Я – вы меня знаете! я съеживаюсь от всего, малейшая пылинка меня уже царапает, – а тут приходится глотать кучи пыли, задыхаться, терпеть и, – если я кричу, то когда уже физически совсем истерзана, когда боль физическая…
Вожжин. Да зачем же, Господи, мучить так себя? Ведь и другие около вас должны мучиться?
Елена Ивановна(не слушая). Больше скажу. Если судьба окончательным, бесповоротным образом разлучит нас, если я буду знать, что никогда уже не должна видеть того, кого полюбила – все равно! я буду верить, что любовь живет в моей душе!
Вожжин. Господи, Елена Ивановна… Лена… Бедный друг мой… Кто же станет отнимать вашу веру, если она вас поддерживает. Успокойтесь, ради Бога. Я не о том, я вообще о жизни. В жизни вы сами… то есть я хочу сказать, что вы создаете себе много внешних мучений. Для чего? Если любовь не зависит?.. То как же не подумать о спокойствии, о своем здоровье?..
Елена Ивановна. Я должна нести свой крест до конца. (Заплакав, другим голосом.) У Семена Спиридоныча… такой тяжелый характер! Такой тяжелый! Просто иногда не знаю, что и делать. День за днем, день за днем, истории, истории! Он меня оскорбляет… Поневоле голову теряешь. Но не могу же я… не могу же… раз я его полюбила…
Вожжин(взяв ее за руку). Успокойтесь… Милый друг, успокойтесь, молю вас. Мы подумаем… Верьте, я от всего сердца… Главное, успокойтесь.
Елена Ивановна. Спасибо, спасибо. Я спокойна. Высказалась, стало легче. Не жалейте меня, у меня есть сокровище – моя любовь. Жалости не надо. Участие мне дорого.
Вожжин. Если б я вам мог помочь…
Елена Ивановна(улыбаясь). Вы уже помогли тогда, давно, когда сразу поверили в мою любовь, так скоро и хорошо дали мне свободу. А теперь… такова моя судьба, кто может помочь?
Вожжин(встал и прошелся по комнате). Да, судьба… У всякого своя судьба… Конечно… Я так рад, Елена Ивановна, что увидел вас, что вы признали во мне друга, отнеслиь с доверием, открыто… Ей-Богу, рад. Теперь мне легче с вами и то обсудить, с чем к вам ехал…