Том 4. Повести, рассказы и очерки
Шрифт:
— Доктор спить еще? — спрашивает один из них у выбежавшей из калитки служанки. — Что больно долго?.. Гляди, солнце давно взойшло…
— Буди, смотряй. А то сами разбудим.
Через некоторое время, нагибаясь в калитке, появляется огромная фигура доктора. На нем старенькая беззаботно примятая шляпенка и летний костюм неопределенного цвета, очевидно, много раз мытый. У него седые усы, седина в волосах, черты лица выразительные, крупные, отмеченные грубоватым юмором. Он останавливается, жмурится от света и некоторое время молча, сверху вниз смотрит на липован. В его глазах светится что-то насмешливое и вместе добродушное. Липоване переминаются под этим взглядом и тоже молчат. Иные улыбаются…
— Ну! — говорит доктор. — Чего вас столько привалило? Какая хвороба принесла?
— К твоей милости, Ликсандра Петрович, — говорит передний липован, с бронзовым лицом, отороченным белокурой растительностью. Черты, у него несколько интеллигентнее, и одет он опрятнее других. — Беда у нас.
— Где?
— Да где же еще? У Русской Славе.
— Что ты говоришь?
— Да вот у нас тут человек. Человека мы тут найшли. Он объяснить. Дыдыкало! Иде Дыдыкало?
— Дыдыкало, выходи! — заговорили липоване, оглядываясь.
— Иде, ты, чорт, хоронишься?
— Дыдыкало! Дыдыкало!
— У кырчму опять улез! Такой человек: голова! Ну, до солнца уже пьяный.
Двое липован выводят из соседней ресторации не то седого, не то только очень светловолосого старика, с длинной бородой и нависшими густыми бровями. Скулы у него пухлые и лицо розовое, как у ребенка, нос красен, как вишня, рот впалый, и в нем почти нет зубов. Идет он, при поддержке двух липован, мелкими торопливыми шажками, но вдруг сильно закатывается в сторону и чуть не падает на каменную мостовую.
— Стой, ты, чорт! Ишь, спозаранку готов.
— Налимонился уже!
— А вы чего смотрели? Сказано вам было: не давай…
— Ништо за ним углядишь. И выпил пустяки!
— С воздуху пьяной.
Доктор, огромный и неподвижный, смотрит на приближающегося старца повеселевшим взглядом. Потом берет рукой за подбородок и поднимает его голову.
— Мы-ый! — издает он употребительное румынское междометие, которому умеет придать особую выразительность. — Где вы такого красавчика выкопали? Надыдыкался уже? Милашечка!
Липоване хохочут.
Дыдыкало с поднятым кверху лицом жмурится от светлого неба и беспокойно трясет головой.
— Доктор… Домну докторе, — с трудом говорит он… — Ликсандра Петрович…
— Чего мотаешь головой? — негодующе говорят липоване. — Объясняй дело! Об деле тебе пытають. Для чего тебе привели.
Старец оглядывается, вдруг сдвигает брови, топает ногами и кричит жидким пьяным голосом:
— Вон пошли. Все. Не надобны вы. Домну докторе… Ты мине знаешь… Дыдыкало… Напишу, так уж будет крепко. Рамун зубом не выгрызеть…
— Ну, уберите его, — решительно говорит доктор. — Ступай, милашечка, ступай, проспись где-нибудь…
— Вон все! Не надобны! — отбивается Дыдыкало. — Домну докторе! Гони их. На что оны годятся… Шкуру драть, больше ничего.
— Поговори! С тебе здерем.
— И верно, когда дела не изделаешь.
— Веди его… Ну-ка, заходи справа… Вот так. Наддай теперича…
— С богом!
Старца уводят куда-то вдоль переулка, а доктор, обращаясь к мужикам, говорит:
— Ну, кто у вас тут не совсем очумелый? Говорите, в чем дело. А то уйду.
Мужики сдвинулись и загалдели разом.
— Мы-ы-ый. Стой. Не все вдруг. Говори кто-нибудь один.
— Говори, Хвадей. Или ты, Сидор, говорите…
— Пущай Сидор…
— Нет, Хвадей пущай…
— Ну, Сидор, что ли, говори, — решает доктор. — Что у вас там?
— Да что, Ликсандра Петрович, — напасть.
— Ну?
— Перчептор [8] одолеваить…
8
Perceptor — сборщик податей.
— Из-за чего?
— Да за чего ж? За податей.
— Вот, вот, это самое, — одобрительно поощряет толпа.
— Ну?
— Ну, видишь ты, какое дело… Сам знаешь: при рамуне не как при турчине: за все ему подай. За скотину, значит, за выпас десять левов [9] с головы…
— Это вот верно: обклал кажную голову. Свиненка не упустить: подай ему и за свиненка.
— За пашню по ектарам… Кто сколько ектаров сеял, пиши у декларацию. Потом плати. Так я говорю?.. Ай может, не так что-нибудь?
9
Leu — монета, равная одному франку.
— Верно. Ето што говорить, — правильно.
— Вот, значит, самая причина у етом… Видишь ты…
Сидор как-то нерешительно оглянулся на товарищей и крепко заскреб в голове. Как бы по сочувствию заскреблось в затылках еще несколько рук.
— Ну! Рассказывай, — поощряет доктор. — Чего церемонишься. Вы, верно, не сделали декларации.
— Нет. Зачем не сделали? Сделали. Как можно!
— На то у нас нотарь (писарь) есть. Примарь тоже. Как можно.
— Так что же?
— Декларацию-то, видишь, сделали. Порядок знаем. Сколько годов у доменей [10] землю рендуем… С самой с туречины. Ну, никогда такого дела не было. Подашь декларацию, деньги у кассу-доменилор отвез. Готово.
— А теперь что же?
— А теперь, видишь ты, перчептор землемера привез… Давай мерять…
— И, конечно, вы, милашки, запахали больше, а в декларации наврали…
В головах заскреблись еще сильнее.
10
Управление государственными имуществами.