Том 4. Повести
Шрифт:
Арчибальд.
Я, кубок мудрости над миром поднимая, Кричу «ура» в честь солнечного мая!Демонстранты (весело кричат). Ура! Ура-а-а-а!
Арчибальд раскланивается, а затем, кряхтя, спускается в конку. Его дочь и жена неистово аплодируют. На крыше студент в обдрипанных штанах.
Студент (выкрикивает лозунг).
СловаДемонстранты. Ура-а-а-а!
Внутри агитконки. Среди прочих — Оля и Тарасов.
Оля. Иди, Коля. Скорее. Приветствуй колонну моряков. Идут матросы с «Алмаза».
Тарасов. У меня уже голоса нет.
Оля. Ну, Колечка, последний раз. Я тебе помогу. Вылезай на крышу.
Тарасов вылезает на крышу. Мимо идет колонна матросов с «Алмаза».
Тарасов (кричит сорванным голосом).
Еще не разбита белая банда, Еще из-за моря лезет Антанта! Товарищ, празднуя Первый май, Винтовку из рук не выпускай!Матросы кричат «ура».
Тарасов спускается в конку. Оля ему помогает. Он плохо себя чувствует: видимо, у него кружится голова.
Внутри конки. Тарасов садится на скамью, опускает голову на спинку. Глаза полузакрыты.
Конка едет. Останавливается. Ее окружает толпа. Оля на крыше.
Оля. Товарищи! Сегодня, в день нашего пролетарского, международного праздника Первого мая, перед вами будут выступать лучшие наши артисты.
Овация.
Сейчас соло на виолончели исполнит артист оркестра Городского театра Николай Петрович Самойлов-Петренко.
Овация.
Поддерживаемый снизу поэтами и артистами, на крышу конки вылезает старик. Ему подают виолончель и стул. Он усаживается.
Серенада Шуберта.
Старик начинает играть. Толпа слушает с громадным вниманием. На площади полная тишина. Оля спускается в конку.
Тарасов. Оля, мне совсем плохо. (Ложится на скамейку.)
В глазах Тарасова рябит праздничный город. В ушах гудит виолончель. Арчибальд расстегивает ему куртку и смотрит грудь. На груди — пятна. Арчибальд застегивает куртку.
Арчибальд (Оле, шепотом). По-моему, у него сыпной тиф.
Арчибальд подносит к губам Тарасова кружку, Тарасов отводит ее вялой рукой и с отвращением отворачивается.
Оля (кучеру).
Кучер. Куда?
Оля. В городскую больницу.
Кучер отпускает тормоз и стегает лошадей. Конка дергается, едет. На крыше едущей конки играет солист на виолончели. Качается. С недоумением оглядывается, но продолжает играть. Тарасов лежит на койке в сыпнотифозном отделении городской больницы и бредит. Несется время. Бред Тарасова. Это какие-то пересекающиеся плоскости, острые углы, дисгармоничная симфоническая музыка, плакатные — непомерно грандиозные — фигуры матросов, красногвардейцев, прищуренный глаз огромного Ленина. Какие-то скалистые горы. Этот бред — впечатления «Изо», Первого мая. Кубизм сыпнотифозного бреда. Тарасову кажется, что он по острым уступам ползет вместе с Олей на какие-то очень трудные горы. Горы так велики, что по сравнению с ними Тарасов и Оля — меньше мух. Тарасов и Оля маленькие, как точки. Они преодолевают невероятные трудности, срываются в пропасть. Бегут среди углов и пересеченья плоскостей. Им надо бежать. Тарасов сжимает в руках Олину руку. И музыка, музыка…
Тарасов на одну минуту приходит в себя, открывает глаза. Он видит сыпнотифозное отделение больницы, видит стонущих и мучащихся в бреду больных; видит Олю и маму, которые туманно и грустно стоят возле его койки; он держит Олину руку, но ничего не понимает и никого не узнает. Снова теряет сознание.
Оля и мать возле его койки. Смотрят на него сквозь слезы. Подходят доктор и сестра.
Мать. Плох?
Сестра. Очень.
Доктор. Физиологический раствор.
Мать обнимает Олю. По щеке матери ползет слеза. Бред Тарасова продолжается.
Та же палата для сыпнотифозных. Тарасов после кризиса. Выздоравливает. Он сидит в серой бязевой рубахе на койке. Худая белая шея. Наголо бритая голова. Острые колени подняты. Положив на них тетрадь, Тарасов пишет. Входит няня. Это простая пожилая добрая баба с сердитым лицом. Тарасов прячет тетрадь под подушку.
Няня. Тебе кто позволил садиться? Тебе кто позволил писать? Ложись сейчас же.
Тарасов. Тетя Дуся, ей-богу, я здоров как бык.
Няня. Ложись, слышишь!
Тарасов (умоляюще). Тетя Дуся!
Няня (строго). Ну!
Тарасов ложится. Рассматривает свои тонкие руки с длинными пальцами.
Тарасов. Тетя Дуся, я сильно страшный?
Няня. Обыкновенный. (Подает Тарасову узелок.)
Тарасов. Кто принес? (Разворачивает и с жадностью ест хлеб и колбасу.)Ух ты! Папиросы! Кто принес?
Няня. Ольга твоя принесла.
Тарасов. Почему она моя? Ничего подобного. Такая же моя, как и твоя.
Няня. Ври.
Тарасов. Люблю приврать.
Няня. И чего это ты все пишешь?
Тарасов. Стишки сочиняю. Хочешь, прочту? Садись! (Читает по тетради.)