Том 4. Пожиратели огня (с илл.)
Шрифт:
Громадные столы были накрыты для гостей с самого раннего утра и уставлены вкусными яствами; еще накануне ради этого торжества зарезали двух быков и шесть баранов, и теперь их мясо в жареном и вареном виде со всякими приправами предлагались гостям. Туземцев не признают праздник, если во время него не представляется возможности есть, сколько влезет, в продолжение всего дня, с рассвета и до поздней ночи, не соблюдая никакой меры. Для европейцев же и главных вождей и старшин дружественных нагарнуков готовился особый банкет в шесть часов вечера, после которого предполагалось пустить фейерверки.
Целые бочки вина и эля были расставлены на высоких подставках для утоления жажды гостей, но водка всех видов и всякие другие крепкие спиртные напитки были совершенно изгнаны со столов пирующих и вообще изъяты из употребления во Франс-Стэшене. Несмотря на это, начавшийся праздник, как и все празднества туземцев, должен был окончиться оргией даже и без содействия алкоголя. Предоставив гостям из туземцев и рабочих прииска угощаться за приготовленными для них столами, хозяева в сопровождении нескольких привилегированных гостей направились в столовую, где была приготовлена мелкая закуска, в ожидании парадного завтрака.
Едва хозяева и гости собрались подойти к столу, как один из слуг доложил, что какой-то неизвестный белый в сопровождении слуги-негра явился сюда и просит разрешения представиться хозяевам дома. Прибытие чужеземца, тем более белого, в этой части Австралии являлось настоящим событием; гость мог быть только или бродягой, или же порядочным джентльменом, путешествующим для своего удовольствия. Но и в том, и в другом случае всякий помещик или фермер обязан был оказать ему гостеприимство в продолжение трех суток; таков был колониальный закон, и это вменялось в обязанность каждому приобретающему участок земли.
Если вновь прибывший производил с первого взгляда впечатление бродяги, ему отводили помещение где-нибудь в службах, но подальше от господского дома, и, продержав его установленные три дня, предлагали ему убираться подобру-поздорову, снабдив его съестными припасами на несколько дней и кое-какой одеждой, если он в этом нуждался. Если же, напротив, прибывший оказывался приличным джентльменом, то все ему были чрезвычайно рады, так как его прибытие нарушало обычное однообразие жизни.
< image l:href="#" />Услышав о прибытии белого, Оливье распорядился попросить его войти в дом, а сам со своими гостями вышел навстречу. Как нам уже известно, это был не кто иной, как капитан Джонатан Спайерс.
Он вошел свободно и непринужденно, с видом человека из хорошего общества, и с первой же минуты расположил к себе все сердца.
— Извините меня господа, за то, что я явился сюда без всякой иной рекомендации, кроме своей личной! Я — Джонатан Спайерс, инженер по профессии, приехал сюда отчасти для своего удовольствия, отчасти — для изучения почвы и руды. Но я, право, страшно сконфужен, так как являюсь нарушителем какого-то собрания, быть может, даже семейного праздника…
— Ах, нисколько. Все мы сердечно рады! — возразил Оливье. — Вы действительно не ошиблись: это настоящий семейный праздник, в котором мы просим вас принять участие; мы празднуем сегодня день рождения лучшего из людей, которого все мы чтим, как родного отца… Дик Лефошер — владелец Лебяжьего прииска! — добавил граф, представляя гостю своего друга.
— Совместно с вами, мой милый Оливье, — поправил его канадец, — позвольте вам представить: граф Лорагю д'Антрэг, мой компаньон и лучший из моих друзей!
Пожав друг другу руки, все направились в столовую, где их ожидала закуска. В дверях столовой Дик заметил слугу, посланного им в деревню нагарнуков; он подозвал его к себе и спросил:
— Ну, что? Где Виллиго?
— Его никто не видел со вчерашнего вечера, ни его, ни Коанука! — был ответ.
— Хорошо, не уходи, ты мне скоро понадобишься!
Между тем, пока провозглашались тосты, чокались и перекидывались дружескими словами, под общий говор и смех Джонатан Спайерс не переставал наблюдать за молодым графом, мысленно обдумывая план овладеть им теперь же, разделаться таким образом со своим обязательством по отношению к Ивановичу и вернуть себе полную свободу действий.
От одного из служащих на телеграфе, проведенном между Франс-Стэшеном и Мельбурном, Красный Капитан узнал, что отношения между Англией и Соединенными Штатами обострились, и внушительный английский флот крейсирует в Ла-Манше, ожидая предписания выйти в Атлантический океан. У Красного Капитана явилась мысль уничтожить этот флот с помощью своего «Ремэмбера» и двух его спутников, управление которыми он собирался поручить Дэвису и Ивановичу.
Какая громкая реклама! Какое удовлетворение его честолюбия, когда во всех газетах, европейских и американских, будет сказано: «Американец Джонатан Спайерс, прозванный Красным Капитаном, уничтожил английский флот с помощью своей воздушной флотилии, состоящей из усовершенствованных аэропланов его собственной конструкции!»
Но с этим надо было спешить; быть может, уже теперь дипломатические отношения между обеими нациями были порваны; известие об этом ожидалось с часа на час.
Из-за отсутствия дорог и регулярной почты все крупные землевладельцы Центральной Австралии на общий счет провели к себе телеграф, благодаря которому ежедневно получали важнейшие известия из австралийских портов, Европы и Америки, биржевые новости из Сиднея и Мельбурна, словом, все, что было важно и необходимо жителям Центральной Австралии.
Известие о натянутых взаимоотношений Англии и Америки совершенно изменило планы Красного Капитана. Он жалел теперь о потерянном времени и спешил захватить и доставить молодого графа в Петербург.
— Всякий план чем проще, тем лучше, — рассуждал капитан, — в этот же вечер, когда все будут заняты фейерверком, я отправлюсь на «Лебедь», вернусь на «Ремэмбер», поднимусь на поверхность и оставлю его с раскрытым верхним люком, под прикрытием прибрежных кустов и лиан, в нескольких шагах от набережной. Мне будет вовсе не трудно заманить молодого графа в пылу разговора к этим прибрежным кустам, где я спрячу пять своих матросов. Они набросятся на графа и стащат его в открытое отверстие «Ремэмбера», даже на глазах его друзей, которые не успеют вступиться за него. «Ремэмбер» сейчас же канет под воду, а через несколько метров взовьется под облака и направится в Европу. Но для всего этого необходимо заручиться полным доверием молодого графа; приучить его к себе и склонить под вечер на маленькую прогулку вдоль набережной.