Том 4. Солнце ездит на оленях
Шрифт:
— А мне можно учиться?
— Садись, — разрешила Ксандра.
Потом на черной, закоптелой стене тупы нарисовала мелком четвероногую рогатую фигуру и спросила:
— Кто это?
— Олень, — ответили ученики хором.
— А кто из вас нарисует оленя? — и протянула мелок.
Он выглядел таким соблазнительно красивым, таким сахарно-вкусным, что потянулись к нему все.
— Как хорошо, какие молодцы! — похвалила Ксандра, выдала всем по мелку и указала каждому место на стене.
Стен было четыре, все совершенно
— Нарисуйте по одному оленю.
Ребятишки углубились кто в дело, кто в раздумье. Одни немало рисовали на снегу хореем, яркими камешками на темных валунах, другие никогда не пробовали. Эти и мел взяли не для рисования, а только подержать в руках, понюхать, тайком лизнуть.
У Ксандры выдалась свободная минутка. Колян подошел к ней и шепнул:
— Ты для этого берегла черное?
— Для чего же больше?!
— Кто тебя знает. Ты вон какая…
— Какая?
— Хитрая.
— Голь на выдумки хитра. Здесь будешь хитрой.
— Погляди туда. — Колян покивал на окно. — Там еще пришли учиться.
Ксандра выглянула. За окном, возле тупы, тихо, чинно сидела пятерка собак. Все школьники были парнишки, уже пробовали охотиться, ездить на оленях, имели собак, которые всюду следовали за ними. Верные псы терпеливо ждали, когда хозяева выйдут к ним.
— Это мне невелика радость, — сказала Ксандра про собак. — Подумай, как завлечь девочек!
— Учить девочек родители считали ненужным баловством.
— Ладно, буду думать, — пообещал Колян.
С разным умением, с разным старанием и трудом, все ребятишки нарисовали оленя. Ксандра разрешила им сесть отдохнуть, а сама подписала свой рисунок печатными буквами и сказала про подпись:
— Это — тоже олень. Верхний олень нарисован, нижний написан. Идите напишите под своими рисунками, как у меня.
На взгляд ребятишкам показалось, что написать проще, чем нарисовать, но взялись за дело — и… некоторые так и не добились даже сходства со словом «олень». А устали от этого мелового оленя, как от целого непослушного стада живых.
В возне с меловыми оленями незаметно прошел весь первый урок. На перемену Ксандра отпустила ребятишек побегать. Они поиграли между собой, с собаками, а через десять минут вернулись на свои места. Собаки снова чинно, строго уселись возле тупы.
Весь второй урок считали пальцы на руках, пуговицы у своих рубашек, мелки, которые показывала Ксандра. После второго урока она отпустила ребятишек домой, а Коляна попросила остаться и сказала ему:
— Мне неудобно, стыдно: столько всяких забот взвалила на тебя. И снова приходится просить.
— Проси, Ксандра, проси. Спасибо, что просишь! Для тебя, для школы я рад делать.
— У тебя есть свои заботы. Я буду платить, нанимать тебя. В Мурманске мне
Колян удивился:
— За что платить? За то, что я люблю свой поселок, свою школу, свой народ? Я ничего не возьму. Я люблю даром. Мне это хорошо. Проси, Ксандра, не обижай меня!
— Ладно, для школы можешь делать, — согласилась она. — Но для меня делаешь слишком много. Я не могу брать бесплатно мясо, рыбу.
— А я не могу брать с тебя деньги. Мясо, рыба мне ничего не стоят.
— Как — не стоят? Тратишь время, треплешь обувь, сети.
— И дарить нельзя?
— Дарить каждый день, как ты, нельзя. Больше не буду брать. Я могу купить, мне платят деньги.
— Ах, Ксандра, не надо покупать. Зачем? — сожалел Колян. — Мясо, рыба — стоит ли разговора?
— Стоит. Я хочу есть свое, заработанное. Оно слаще. Ты понимаешь это?
— Немножко понимаю.
— Подумай и пойми лучше!
— А куда девать, если убью большую птицу, поймаю большую рыбу? Бросать?
— Отдай соседям! Не все же мне. В поселке всегда есть голодные люди. Бей, лови меньше. Птицы и рыбы тоже хотят жить.
— У кого будешь покупать? — спросил Колян.
— У всех, кто будет продавать. Оська набивается сам. Могу у тебя.
— Нет, тебе не продам. Проси что-нибудь так.
Она попросила сделать каждому школьнику по небольшой черной доске для письма мелом и дала образец — крышку от картонной коробки, в которой привезла посуду.
Весело насвистывая, Колян вышел из школы, окинул взглядом поселок: где искать доски? Доски привозили издалека — в поселке даже пилы, делающей их, не было, — тупы крыли сучьями, мхом, дерном, крылечек, оконных наличников не делали.
Шел по поселку и прикладывал образец ко всем доскам, попадавшимся на глаза: к дверям туп и амбарчиков, к спинкам легковых санок. С каким бы наслаждением снял он дверь у колдуна! За примеркой этой двери Коляна заметил Оська и спросил, что делает он. Колян решил разыграть жадного Оську:
— Ищу самую хорошую дверь.
— Зачем?
— Снять.
— Сня-ять… Для чего?
Колян рассказал, какая объявилась в школе нужда.
— Снимай свою! — посоветовал Оська. — Никто другой не отдаст дверь.
— Моя не годится.
— А чья годятся?
— Лучше всех твоя.
— Я не отдам. — Оська начал быстро-быстро мотать головой, как птица трясогузка хвостом. — И не проси, не пробуй!
— Просить будет учительница.
— Все равно не отдам. Никому!
Но это была только запальчивость; на самом деле Оська знал, что учительнице, да еще на школьную надобность, нельзя отказать. Откажешь — осудит весь народ. Спасать дверь надо было не отказом, а заменой. Оська попросил Коляна повторить, что нужно учительнице. Небольшие, черные доски. Оська бешено перебрал в уме все черное, что было в поселке, и нашел лучше двери — засмоленную лодку.