Том 4. Стихотворения, не вошедшие в Собрание сочинений

Есенин Сергей Александрович

Датируется по содержанию воспоминаний.

Частушка относится ко времени совместной жизни С. Есенина и А. Дункан в Москве на Пречистенке.

12. — Гуль Роман. Жизнь на фукса. М.—Л., 1927, с. 224 (в очерке «Есенин в Берлине»).

Печатается по тексту первой публикации.

Датируется по содержанию очерка.

Гуль Роман Борисович (1896–1986) — писатель, критик. В 1919 году эмигрировал за границу. С большой теплотой отзывался о Есенине и его творчестве в печати русского зарубежья.

Познакомился с Есениным в Берлине в 1923 году.

Рассказывая в очерке о своих берлинских встречах с Есениным, Гуль отмечал: «Потом были вечера — у Кусикова. Там пилось и пелось. Кусиков — цыганское под гитару. Есенин — частушки под балалайку: «У бандитов деньги в банке…» ‹и т. д.› — выкрикивал Есенин

под веселое треньканье» (там же, с. 224).

13, 14. — Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Оксфорд, 1979 (Приложение II, с. 26). Репринт с издания: Л., 1928.

Печатается по первому черновику романа.

Датируется по содержанию.

15, 16, 17. — Мариенгоф Анатолий. Роман с друзьями. — Журн. «Октябрь», М., 1965, № 11, окт., с. 88.

Печатается по тексту журнала.

Датируется временем знакомства и встреч Есенина с А. Л. Миклашевской (домашние и близкие звали ее Гутей). О ней см. коммент. к стихотворению «Заметался пожар голубой…» в т. 1 наст. изд.

А. Мариенгоф, в частности, в журнале писал: «На Малую Никитскую Есенин обычно приезжал с охапкой цветов. Садился на потертый коврик у Гутиных ног, гладил ее тонкие пальцы без колец, читал ей свои новые стихи или с чарующей хрипотцой напевал рязанские частушки, подмешивая к ним четверостишия собственного сочинения: „Не ходи тропинкой склизкой… “ ‹и т. д.›».

18. — Публикуется впервые.

Текст частушки — в письме краеведа Сергея Дмитриевича Умникова (род. 1902 г.; Царское село) Н. Г. Юсову от 21 декабря 1991 г. Сергей Дмитриевич в 1924 году встречался с Есениным, о чем написал воспоминания.

Датируется по содержанию письма.

В письме С. Д. Умников сообщал: «Одна моя однокурсница вспоминала, что на прогулке по парку Детского Села в 1924 г. она с травинкой в руке протиснулась к Есенину. Он протянул руку к растению, взял его и спросил:

— Как это называется? Она ответила:

— Сныть-трава.

Он: «Сныть трава, трынь-трава…» ‹и т. д.›.

Это был, по-видимому, экспромт.

Я выпросил у знакомой засушенную и сохраненную ею сныть. Остатки травинки (она крошится) хранятся у меня до сих пор».

Приложение 2. Приписываемое (Dubia)

В ожидании зимы^*

Под осенними осинкамиЗайка зайке говорит:— Посмотри, как паутинкамиНаш осинничек обвит.Замелькали нити белые,Закраснел в дубраве лист;Сквозь деревья помертвелыеЧей-то слышен вой и свист.То зима идет сердитая —Горе бедному зверью!Поспешим к ее прибытиюШубку выбелить свою. —Под осенними осинкамиОбнялись друзья, молчат…Повернулись к солнцу спинками —Шубки серые белят.

‹1911–1913›

Пастух^*

Я сгоню на луг росистыйШуструю скотину…Там у речки, речки быстрой,Срежу камышину…Продырявлю камышину,Сделаю свирель яИ рассыплюсь соловьинойПереливной трелью.

‹1911–1913›

В эту ночь^*

В эту ночь тревожно-голубую,Распустились ольхи и березы,И прозрачный воздух на поляныУронил серебряные слезы.На рассвете зорька золотаяЗагорелась ярким перламутромИ

шепнула сонной деревушке: «С добрым утром!»

‹1913›

Уйти бы…^*

Мне снится родимое поле,Все снится задумчивый лесИ тихая песня на воле,Как отзвук далеких небес.Осины шумят за полямиВ алмазах весенних лучей,И звонко лепечет струямиПевун светлоликий — ручей…Уйти бы в родимое поле,В зеленый задумчивый лесИ тихо смеяться на воле,И петь о лазури небес…

‹1913›

"Будь Юрием, москвич…"

Будь Юрием, москвич^*.Живи, в лесу аукай,И ты увидишь сон свой наяву.Давным-давно твой тезка Юрий ДолгорукийТебе в подарок основал Москву.

‹1914–1915›

Ноябрь^*

На белом снеге оттиск лапокМедлительных гусиных стад,И звонче голос нежных матокИ смех косматых жеребят.За сетью снежной паутиныЗимующий темнеет стог.И, как старухи, горбят спиныДеревья вдоль больших дорог.

‹1916?›

"Я вплетаю в свой стих год от году…"

Я вплетаю в свой стих год от году^*Азиатского вязева нить.О скажи мне, в какую погодуЯ бы мог о Москве позабыть?Чтоб с тоскою своей неослабнойНе ходить в захудалый кабак,Пить мадеру с девицей похабнойИ любить ее черт знает как.И не петь ей про синие нивы,Про семью и про старый мой дом…Если выпил сегодня я пива,Значит, завтра напьюсь коньяком!

‹1922–1923›

"Месяц рожу полощет в луже…"

Месяц рожу полощет в луже^*,С неба светит лиловый сатин.Я стою никому не нужен,Одинокий и пьяный, один.А хорошего в жизни мало,Боль не тонет в проклятом вине,Даже та, что любил, пересталаУлыбаться при встрече мне.А за что? А за то, что пью я,Разве можно за это ругать,Коль на этой на пьяной планетеРодила меня бедная мать.Я стою никому не нужен,Одинокий и пьяный, один.Месяц рожу полощет в луже,С неба светит лиловый сатин.