Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак
Шрифт:
Барон Янош Баркоци, придав лицу строгое выражение, залпом выпил свою палинку и заявил, что готов отправиться на поиски старого волка. Молодой Челеи попробовал было отговорить Хорвата:
— Прошу вас, дорогой мой, откажитесь от своих намерений.
— Чтобы я позволил втоптать в грязь мою честь? Нет! Никогда!
— Да нет, не от дуэли откажитесь — это чепуха, дуэль не страшна! Вы от меня откажитесь, потому что я опасен для вас: там, где Челеи, всегда случается величайшее несчастье. Прошу вас, верьте мне. Если к нему направится
— Гром и молния! Я именно этого и хочу.
— Ну что ж, если вы этого хотите, я готов.
Они нашли Дёри в трактире «Трех быков». Сидя за столом, он с большим аппетитом уплетал холодного гуся.
— Добро пожаловать! — крикнул он им. — Официант, принеси-ка еще парочку стаканов!
Но оба посланца остановились перед ним с важным и торжественным видом, как надлежит в Венгрии секундантам, и сказали:
— Мы пришли, сударь, по серьезному делу.
— Бре-ке-ке! — воскликнул Дёри и отложил нож в сторону. — В чем дело?
— Перед судом каноников вы якобы употребляли оскорбительные выражения по адресу Миклоша Хорвата, которого мы представляем.
— Я сказал лишь то, что хотел.
— Намерены ли вы объясниться или взять назад сказанное вами?
Дёри улыбнулся, поднес ко рту гусиную ножку и вонзил в нее зубы.
— Видите ли, господа, жареного гуся я могу проглотить, но сказанное мною однажды — нет.
Баркоци кивнул головой.
— Такая точка зрения возможна, но тогда, как это и приличествует во взаимоотношениях между дворянами, мы просим у вас удовлетворения и предлагаем выбрать вид оружия.
— Неужели? — удивился барон, разражаясь циничным смехом. — А я думал, что мы запустим друг в друга флягами из-под «Розовой наливки», и тот, кто промахнется, лишится репутации честного человека. Впрочем, я не возражаю. Вот только закушу немного и пришлю к вам, господа, двух своих секундантов.
К вечеру прибыли секунданты Дёри: кавалерийский капитан Адам Борхи, из полка Эстерхази, и некий граф Михай Тиге — прилизанный ловелас, постоянно замешанный в какой-нибудь модной истории. Последнее время он увивался вокруг Марии Дёри, сопровождал ее во время прогулок, посылал цветы, а по вечерам захаживал побалагурить к «Трем быкам», чем приобрел немалую известность среди других кавалеров города Эгер.
После непродолжительного спора, можно ли считать слово «авантюрист» настолько оскорбительным, чтобы из-за него драться, секунданты пришли к соглашению, что дуэль на пистолетах состоится завтра в пять часов утра, в рощице Сёллёшке.
Во дворце Бутлера ничего не знали об этом. На следующее утро, едва граф Янош протер глаза, со скрипом распахнулись тяжелые ворота, под сводами которых висели кожаные бурдюки, боевые секиры, пики и булавы, да все таких размеров, что современный человек не смог бы их и поднять.
Бутлер всегда неохотно просыпался по утрам, ибо неодолимая сила
Сегодня скрип ворот быстро смешал видения его сна и разрушил тот радужный мост из золотого тумана и волшебных теней, который встает обычно на короткие мгновения между сном и явью.
Древние люди верили, что человеческая душа каждую ночь уходит бесцельно бродить, а наутро снова возвращается — это пробуждение; иногда она так далеко уходит в своих ночных скитаниях, что не может вернуться, — это смерть. Как ясно и просто смотрели тогда на смерть!
— Жига, ты слышишь? Кто-то приехал. Во двор вкатил экипаж.
Бутлер спал в одной комнате с Жигой. Еще в бытность свою студентами юридического факультета в Патаке они привыкли быть вместе и по ночам. Иногда они целую ночь напролет вели беседы в темноте, так как госпожа Фаи отпускала им свечи в ограниченном количестве, дабы их глаза не испортились от постоянного света.
Жига громко зевнул и прислушался к шуму, доносившемуся со двора.
— Может быть, приехал кто-нибудь из Эрдётелека. (Эрдётелек был резиденцией хевешских владений Бутлера.)
— Нет, скорее кто-нибудь из родственников, — предположил Жига, — прямо сюда заехал! Из управляющих никто не посмел бы явиться в такую рань. Может быть, это тетушка Анна, супруга Фаи?
— Что-то сердце заныло, Жига, ой, как заныло… Какое-то дурное предчувствие…
Со двора доносились чьи-то незнакомые голоса. Окна спальни были открыты, но спущенные жалюзи заглушали звуки, мешая разобрать, о чем идет речь. Однако суматоха все усиливалась, из разноголосого шума выделялись взволнованные восклицания, шарканье ног; казалось, поднялся весь дом и каждый его камень пришел в движение.
Бутлер звонил уже дважды, но никто не приходил.
— Что это за порядки такие? — вспылил граф Янош. — Стоит ли держать сотню слуг, если ни один не является на зов!
Наконец вошел камердинер, бледный и вместе с тем смешной: одежда в стиле рококо кое-как висела на нем, чулки спустились, жабо сбилось набок, а синяя ливрея оказалась под серой жилеткой с медными пуговицами.
— Кто приехал, Мартон? — торопливо спросил Бутлер.
— Господин Миклош Хорват, — ответил камердинер, заикаясь и до того дрожа, что у него зуб на зуб не попадал.
— Так почему же он не войдет? — нетерпеливо воскликнул граф. — Впустите его немедленно!
— Он никогда не сможет больше войти сюда, ваше сиятельство. Он скончался.
Это прозвучало так, словно в воздухе просвистел камень пущенный из пращи, и угодил Бутлеру прямо в лоб.
Испустив вопль ужаса, юноша рухнул на подушки.
— Умер? Это невозможно!
— Господин Дёри застрелил его на дуэли с час тому назад.
В одно мгновение Бутлер и Бернат спрыгнули с постели; наспех одевшись, они выбежали из комнаты.