Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак
Шрифт:
С каждым днем он все более восторгался странным рецептом доктора и с каждым днем выбирал для малютки все более толстые деревья: пусть попотеет, пусть устанет, здоровье — это тоже капитал, пусть же девочка накапливает его. И он с нетерпением ждал, когда дочь еще больше посвежеет, станет сильной и крепкой.
Как-то раз от нечего делать он решил сосчитать, сколько же деревьев срубила и сложила на поляне его дочь. Оказалось, тридцать четыре… Значит, осталось шестьдесят шесть. Гм, удивительное дело наука, — кто бы мог подумать, что можно добывать румянец из этих белых березок!
«Постой, постой! Но почему же тридцать четыре? — вдруг удивился он. — Ведь начали совсем недавно. Что-то многовато получается!»
— Мадемуазель, — уже сердито обратился он к Фриде, — вы не помните, когда мы приступили к лечению?
— Ровно месяц тому назад.
— Черт побери! Нет в календаре таких месяцев, которые бы имели по тридцать четыре дня. Не может быть, мадемуазель.
— Я знаю совершенно точно.
Они стали вместе припоминать, когда был врач. Получалось, что Медве приходил тридцать дней тому назад, а срубленных деревьев все же было тридцать четыре.
— Как же так, мой барашек?
— Не знаю, папочка!
— А может быть, ты иногда срубала по два деревца?
— Что вы, папа, для меня и одного многовато.
— Возможно, их срубил кто-нибудь чужой, воры или крестьянки, что ходят в лес собирать сучья? — высказала предположение мадемуазель Фрида.
— Ерунда! — воскликнул старик. — Воры не стали бы рубить дерево, а взяли бы из срубленных. Если бы мы не досчитались нескольких березок, было бы еще понятно, а тут уж какая-то загадка. Прямо непостижимо! Ты ничего не подозреваешь, доченька?
— Нет, папочка.
— Будь я суеверным, я бы еще допустил, что у тебя есть какая-то добрая фея, которая помогает тебе. Пока ты отдыхаешь дома, она вместо тебя рубит здесь деревья, чтоб топор не натрудил твою нежную ручку.
Лицо Пирошки залила краска; такого румянца не появится и от тысячи срубленных березок! Наблюдательный глаз мог бы по выражению ее лица заметить, что какая-то неожиданная догадка мелькнула в голове девушки. И в самом деле, Пирошка подумала: «Это сделал кто-то из гимназистов. Но который?»
И сердечко ее так забилось, что она даже испугалась: вот-вот выскочит.
Маленькое событие взбудоражило всех обитателей замка. Ведь жизнь их так однообразна и скучна! Старый барин и без того был очень мнителен и подозрителен, а после побега Катицы из родительского дома самый пустяковый случай возбуждал его богатую фантазию.
Пирошка, наоборот, ходила все эти дни задумчивая и рассеянная. Если гувернантка окликала ее, она вздрагивала. По вечерам девушка долго не могла заснуть, часами ворочалась в постели, а днем искала одиночества, бродила в саду вдоль ручья. Быть может, ее все еще мучил вопрос: «Который из двух?» Она была так печальна и вместе с тем так счастлива… А как с той поры все вокруг изменилось для нее! И деревья шумели по-особенному, совсем по-иному пели птицы, как-то странно и таинственно шелестел ветерок в ветвях деревьев, и, как звонок, как говорлив был ручеек, бежавший из соседнего сада.
Однажды любуется она ручейком и вдруг видит — плывет по его волнам крохотный бумажный кораблик. Журчит ручеек и несет его между цветистых камешков, травинок. Иногда кораблик остановится у камешка, а то запутается в водорослях, но набежит следующая волна и подхватит его, чтобы понести дальше. А на кораблике весело покачивается красный цветок гвоздики, маленький, как пуговка, — садовники зовут их «искорками». Куда же ты плывешь, искорка? Стой, маленькая!
Девушка наклонилась к воде и, поймав кораблик, взяла цветок. А рядом, глядит, записочка, и в ней — хочешь верь, хочешь не верь глазам своим — написано: «Добрый день, Пирошка».
Вот и прилетела искорка! Девушка даже в ладоши захлопала от радости. Здесь ты теперь, мое сердечко, моя искорка, ты ведь ко мне плыла на кораблике? Положу я тебя в молитвенник. Гимназисты тебя прислали? Те двое мальчиков? Но который из них? Который?
В это время с башни замка раздался знакомый голос:
— Барышня, барышня, пора уж отправляться в лес! Пирошка вздрогнула, испугалась, словно преступник, пойманный с поличным.
На башне стояла мадемуазель Фрида, нагруженная накидками, шляпками и зонтиками. Пирошка спрятала цветок на груди, а кораблик бросила в куст, который звали у них «полосатым камышом» за его длинные, темные в белую полоску листья. Когда она поднималась по лестнице, слуга подал ей топорик, заметив при этом:
— Барышня, затупился топорик ваш! Хорошо бы вам по дороге зайти в кузницу, поточить его немного. Точило-то наше сломалось, не возьмет топорик березку. Знаете, барышня, где кузница, или мне с вами сходить?
— Пойдемте, Мартон. А где папа?
— Их благородие пошли на охоту, в лесу вас разыщут. Кузница помещалась на краю деревни, поодаль от строений, чтобы от искр, вылетавших из дверей и через отверстия, прорубленные в задней стене, не приключился пожар. Кузнец Мартон Апро был на селе важной персоной и потому много мнил о себе и о своей профессии.
Вообще говоря, тогдашние кузнецы не походили на нынешних. Кузнец тогда был самым осведомленным человеком на селе; лишь после него следовали помещик, священник и уже где-то сзади ковыляли псаломщик и писарь. Кузница тогда заменяла и политический клуб и газету. Помещики побогаче даже мягкие стулья держали для себя в кузнице и в послеобеденный час, если дома сидеть надоедало, приходили туда поболтать и выкурить трубку. Тогда слуга выносил стулья, и господа рассаживались вокруг станка для ковки лошадей и с такой важностью пускали дым из чубуков своих массивных пенковых трубок, словно заседали в верхней палате парламента. Один из подручных кузнеца, чумазый парнишка, только тем и занимался, что подавал господам угольки, когда у кого-нибудь из них гасла трубка.
В кузнице всегда было много проезжих: этому требовалось подковать коня, тому перетянуть шину. Как правило, все они много навидались и наслушались за долгий путь, а кузнец, пока ковал, ловко выведывал у них обо всем. Иногда в разговор вмешивались господа — спрашивали о чем-нибудь или обменивались мнениями.
Словом, тот, кто хотел слыть осведомленным о событиях, происходящих в мире, не мог пренебречь кузницей. Здесь обсуждались все вопросы, которые освещаются в современных газетах: всякого рода развлекательные, поучительные истории, полезные сведения. Для хорошего хозяина важно было знать, в каких местностях и каков урожай пшеницы и сколько платят за хлеб тамошние скупщики. О политической ситуации тоже можно было судить на основании тех же слухов. Например, если в Трансильвании растут цены на овес, значит, быть войне. Текущие события дополнялись всякими историями об убийствах и пикантных браках, которые рассказывали путники, пока кузнец чинил их экипаж.