Том 5. Литургия мне

Сологуб Федор Кузьмич

Катя. Ты сам этого захотел. Я тебе говорила…

Сухов. Долгие годы ты играла комедию. Подлая, подлая! Ты взяла у меня все, а когда твой любовник разбогател, ты идешь к нему. Подлая, подлая!

Катя. Ты дал мне слово, что отпустишь меня.

Сухов. Я так верил в тебя!

Катя. Вернее, в себя. В свою силу, в свою власть. Верил во власть традиционных слов и понятий.

Сухов. Я верил в тебя, потому что восемь лет подряд ты обманывала меня. Так искусно ты притворялась

любящею женою! Какая низость!

Катя. Ты прав, я виновата, — пусть так, но ведь это же ровно ничего не меняет в нашем положении.

Сухов. Где же у вас правда, где совесть? Где ваши принципы?

Катя. Не ты ли сам любил повторять: кто силен, тот и прав? О какой же правде теперь ты говоришь? Не ты ли сам смеялся над принципами Чернецовых? О каких же принципах теперь ты заботишься? Ты пожинаешь то, что сеял.

Сухов. Как злобно, как язвительно говоришь ты со мною!

Катя. Прости. Нет, я не хочу говорить злые слова. Но я должна от тебя уйти. Прощай. (Уходит.)

Конец четвертого действия.

Действие пятое

I

Комната третьего действия. Ясный день. Торжественно и печально.

Лилит, одетая, как в третьем действии, и Чернецов. Дым его папиросы как-то странно соответствует черному хитону Лилит.

Чернецов. Куда же ты теперь пойдешь, Лилит?

Лилит (не слушая его и словно продолжая, говорит). Вот и пришло время, когда мне надо отойти, уйти. Здесь, около человека, я, лунная сказка, веселая немножко, но больше грустная, тихо и редко смеющаяся и вовсе не проливающая слез, я, бедная Лилит, провела мои восемь лет и ухожу в лазурную тишину моей пустыни.

Чернецов. Куда же ты пойдешь, Лилит?

Лилит. Куда-нибудь. Что же, мой срок прошел. Ах, опять для меня повторилась моя старая, старая история любви! В раю первозданном к первому человеку, созданному Богом, пришла, из ночных его грез возникшая, прекрасная, тихая Лилит, я. Дни первой, лунной Лилит проходят скоро, — и приходит вторая, законная, вечная жена Ева к своему Адаму.

Чернецов. Дал ли он тебе денег, Лилит?

Лилит. Конечно. Он дал мне много денег. Ему ничего не жаль. Он — великодушный и сильный. (Обходит комнату и говорит.)Прощайте, прощайте, милые предметы, любимые моим милым! Прощайте, прощайте! Да будет счастие и радость в этом доме! Пусть никто здесь никогда не заплачет, как и я не пролила здесь ни одной слезы.

II

Входят Катя и Михаил.

Катя озарена радостью освобождения. Ее движения легки и быстры, как движения юной девушки, и кажется, что счастьем сожжены эти восемь лет заложничества. Лицо пылает румянцем, глаза блестят. Ее платье похоже на то, которое было на ней в первом действии, и опять, как тогда, она босая.

Увидев Лилит, Катя слегка

отуманилась. Медленно подходит она к Лилит, становится перед нею на колени, целует ее руки и говорит:

— Ты сохранила мне его, милая Лилит! Милая Лилит!

Лилит. Ты меня благодаришь? За что же? (Поднимает Катю и целует ее.)

Катя. За эти годы, когда мы были заложниками жизни, и ты, всегда свободная, утешала его.

Лилит. Я его люблю. А он меня не любит. Так надо. Мы были на верном пути. Прощай, Михаил. Вот, я ухожу.

Михаил. Милая Лилит, прощай! (Целует ее.)

Лилит и Катя смотрят одна на другую.

Лилит. Не жалей меня, Катя. Я жила с тем, кого любила. И сколько раз я готова была тебя жалеть: ведь ты жила с нелюбимым человеком!

Катя. Готова была меня жалеть?

Лилит. Да, но не жалела. Зачем жалеть! В свободе всегда есть жестокость. Потому кроткие всегда несут ярмо. Прощай, Катя.

Катя, плача, обнимает Лилит. Лилит уходит, и, провожая ее, уходит Чернецов.

Михаил. Она уходит из моей жизни, оставляя в ней незабываемую печаль.

Катя смотрит на него, улыбаясь, и опять вся сияет радостью.

III

Дверь отворяется, и входят Катины дети: мальчик и девочка. Они румяные, здоровые, спокойные. Одеты нарядно и красиво. Идут и кажутся заведенными куклами.

За ними идет бонна. На ее лице — жадное любопытство, от которого нос ее кажется длиннее, острее и желтее обычного; он, точно из крашеного свинца, тяжелый, и тянет ее голову вперед. Глаза моргают часто. В руках, странно сжатых, колышется ридикюльчик, — и кажется, что там копошится грязненькая сплетнишка.

Михаил уходит и через несколько времени возвращается с двумя коробками, в которых, по-видимому, положено что-то сладкое. Ставит эти коробки на стол близ Кати.

Катя. Дети, зачем вы сюда пришли?

Дети (говорят довольно безвыразительно). Мамочка, мамочка, пойдем поскорее домой. Нам без тебя скучно.

Катя. Милые мои, я здесь останусь навсегда. А вы должны жить с папочкой.

Дети. Мамочка, мамочка, иди к нам. Мы хотим поиграть с тобою, а без тебя мы скучаем.

Катя (укоризненно смотрит на бонну и говорит). Зачем вы привели сюда детей?

Бонна. Простите, Екатерина Константиновна. Мы гуляли. Дети очень просились. (Видно, что лжет.)

Катя. Нет, милые дети, я не пойду к вам. Идите скорее, папе скучно вас ждать.

Дети (говорят наивно). Нет, мама, ему не скучно, он сидит в кофейне Жакмино, где такие вкусные пирожные. Нет, ему не скучно.