Том 5. Литургия мне
Шрифт:
Он. И собака моя более верна, чем могут быть верными люди, но не так, как люди. Вот почему я не называю их, когда говорю, что ты одна пошла за мною. Тебя вела ко мне не только верность, — ты пришла сама, своею волею движимая, и только по воле своей остаешься со мною.
Она. И всегда останусь с тобою, — потому что люблю, люблю, люблю!
Он. Милая, я знаю. Любовь за любовь, жизнь за жизнь, — может ли быть иначе!
Она. Ты хочешь сделать мир иным, — но разве
Он. Благодарю тебя, возлюбленная моя! Здесь, с тобою, иного счастья мне не надобно. Твоя любовь — как многозвездное тихое небо надо мною. Ничто не нарушает здесь мирного течения моих трудов.
Она. Ты даже слишком усердно погружаешься в них. Я хотела бы больше видеть тебя.
Он. Но и работая, я всегда чувствую твое присутствие. Когда я один там, наверху, я знаю, что любовь моя со мною, здесь, близко. И мне хорошо. Уединение, красота и небо окружают меня, и в душе моей — великий покой.
Она. А тебе никогда не хочется сойти на землю?
Он. Нет. Зачем же?
Она. Земля — родная. Она глупая, но все же милая. К ней тянет.
Он. Ты скучаешь здесь?
Она. Скучаю? О, нет! Как ты мог подумать это! Когда я с тобою, мне хорошо. Когда ты уходишь, я думаю о твоих словах, душа моя хочет проникнуть в сокровенный смысл их. И душа моя полна, так полна… Мне иногда кажется, что мысли и мечты твои стремятся слишком бурным потоком и переливаются через берега моей души. Эти мечты, более высокие, чем я! О, какая женщина там, на земле, была так насыщена высокими мечтами! Там, на земле, где весело, шумно и почти совсем некогда думать.
Он. Да, вспоминай иногда о земле.
Она. Когда птица устанет парить в небесной лазури, она опускается вниз. Душа знает минуты падения, а падаем все мы на родную землю.
Он. Я бы хотел упасть на далекую звезду!
Она. Как тихо, о, как тихо все вокруг! Неужели где-то есть люди, есть иная, шумная, человеческая жизнь! Порою мне кажется, что все умерли, что мы одни уцелели от какой-то охватившей всех болезни… от какой-нибудь ужасной чумы… Что если бы я теперь вошла в театр или в кафе? Мне стало бы страшно, и люди сказали бы: «Какая дикарка!»
Он (привлекая ее к себе).Жизнь наша останется в памяти людей. Имя единой моей возлюбленной неразрывно сольется с моим именем.
Она (задумчиво).Века должны признать тебя. Век — так много, так долго! Утешает ли тебя слово вечность? Мог бы ты любить вечно?
Он. Разве я не полюбил тебя навеки?
Она. Ничто не может разлучить нас. Забрались мы сюда одни, живем под облаками и беспечно смеемся над житейскими невзгодами.
Он.
Входит Слуга.
Она. Наконец-то! Уж я боялась, не случилось ли с тобою чего-нибудь!
Слуга. Я обошел внизу все селения — нигде не удалось достать пищи. Люди убирают хлеб, и в их домах даже детей нет.
Она. Как же мы обойдемся?
Слуга. Только двух диких голубей подстрелил я на горе.
Она. Ну и довольно! Там, внизу, в городе, я боялась бы голода, а здесь не хочется и думать о завтрашнем дне.
Слуга. Вслед за мною шел какой-то человек, нездешний. Должно быть, из большого города. Не знаю, чего он здесь ищет. Может быть, заблудился в горах. Да вот и он.
На площадку входит Человек земли и останавливается у калитки.
Человек земли. Уж и не думал я добраться до жилья. Надеюсь, здесь обитают добрые люди и не прогонят меня опять на эти мрачные тропы над безднами.
Она. Войдите, милости просим. Мы рады гостю.
Он. Войдите, будьте здесь как дома.
Человек земли. Простите, моя одежда в пыли, и я сам…
Он. Сейчас вас проводят.
Делает знак Слуге, который уводит Человека земли в дом. Собака выражает беспокойство.
Она. Пришел зачем-то. Как досадно! Надо говорить с ним, — не быть только с тобою.
Он. У него энергичное лицо охотника или дельца. Там, в городе, мы нередко встречали таких людей, как он. Странно, что он пришел к нам. Что ему здесь может быть надобно?
Она. Он, должно быть, проголодался. Но у нас нет ничего, кроме той пары голубей. Пойду посмотрю, что можно сделать. (Уходит напевая.)
Он. Как странно! Как странно! Везде люди найдут. Что манит на эти высоты — мудрость или красота?
Собака ласкается к нему и смотрит так выразительно, что ему кажется, что он понимает ее.
Он. Верный друг, отчего ты так беспокоен? Ты озабочен тем, кто пришел к нам? Да. Ты не понимаешь, чего он здесь ищет? Нет, ты знаешь, зачем он сюда пришел? Ты думаешь, что его приход повлечет что-нибудь злое? Полно, друг мой, не бойся, — нам здесь бояться нечего. Ни людей, ни судьбы не боится тот, кто ушел от людей на эти высокие горы. Нет, ты думаешь, что его надобно бояться? Но что же он может сделать нам? Ведь он скоро уйдет. Или ты думаешь, что он не уйдет?