Том 5. Пьесы 1867-1870
Шрифт:
Васильков. Казанское имение Чебоксаровых с заводом и лесом на днях продается. Жалко! И завод может приносить большой доход, и лесу много. Василий Иваныч, сходи к Павлу Ермолаеву, скажи ему, чтобы он сейчас же шел на биржу и подождал меня там. Мне нужно совершить на его имя доверенность. Скажи ему также, чтобы он был готов на всякий случай, я его пошлю в Казань.
Василий. Слушаю, сударь.
Васильков. Ты, Василий Иваныч, оделся бы как поскладнее.
Василий.
Васильков. Твое дело, Василий Иваныч. Ступай!
Василий уходит. Васильков вынимает счет и рассматривает. Из комнаты Лидии выходит Надежда Антоновна.
Васильков и Надежда Антоновна.
Надежда Антоновна. Медведь! Недавно женился и все за делом.
Васильков. Одно другому не мешает, маменька.
Надежда Антоновна. Что за маменька!
Васильков. Слово хорошее, ласкательное и верно выражает предмет.
Надежда Антоновна. Ну, хорошо, хорошо. (Подходит к нему.)Но счастлив ли ты? Скажи, счастлив ли, сынок? (Берет его за ухо.)
Васильков (целуя ее руку). Да, я счастлив, совершенно счастлив. Я могу теперь сказать, что в моей жизни было несколько дней блаженства. Ах, маменька…
Надежда Антоновна. Опять маменька!
Васильков. Извините!
Надежда Антоновна. Я ничего другого и ожидать не могла, кроме счастья, иначе бы я и не отдала за тебя Лидиньку.
Васильков. Я был бы еще счастливее, если б… если б…
Надежда Антоновна (садится). Что, если б? Чего вам еще мало, неблагодарный!
Васильков. Если б всю жизнь можно было разъезжать по Москве то с визитами, то по вечерам и концертам… ничего не делая; если б не стыдно было так жить и были бы на это средства.
Надежда Антоновна. Если все порядочные люди так живут, значит, не стыдно, а средства нужны небольшие.
Васильков. Однако! По моим соображениям, я прожил много. Я не считаю, да и не знаю, сколько прожила Лидия; я в ее расчеты не мешаюсь.
Надежда Антоновна. И прекрасно делаете.
Васильков. У нее свое, у меня свое. Но я рассчитываю, много ли мне придется таким образом прожить в год.
Надежда Антоновна. Ах, какие пустяки! Да живите, как живется;
Васильков. Как не могут?! Ведь так в полгода проживешь тысяч двадцать пять.
Надежда Антоновна. Ну, много ли это! Неужели вам жаль? Я вас не узнаю.
Васильков. Совсем не в том вопрос, жаль или нет, а в том, где взять их.
Надежда Антоновна. Ну, уж это я не знаю. Вам это должно быть лучше известно.
Васильков. Чтоб так жить, надо иметь миллион.
Надежда Антоновна. Мы не запрещаем вам иметь их и два.
Васильков. Ни двух, ни одного нет у меня; мое состояние обыкновенное.
Надежда Антоновна. Надеюсь, все-таки за полмиллиона. И это хорошо.
Васильков. У меня есть имение, есть деньги небольшие, есть дела; но все-таки я более семи, осьми тысяч в год проживать не могу.
Надежда Антоновна. А прииски?
Васильков. Какие прииски, что вы!
Надежда Антоновна. Золотые.
Васильков. Не только золотых, но и медных нет.
Надежда Антоновна (встает). Зачем же вы нас обманули так жестоко!
Васильков. Чем я вас обманул?
Надежда Антоновна. Вы сказали, что у вас есть состояние.
Васильков. И действительно есть, очень порядочное.
Надежда Антоновна. Подите вы! Вы не понимаете, что говорите. Вы не знаете самых простых вещей, которые маленьким детям известны.
Васильков. Да позвольте! Чем же это не состояние. Что ж это такое?
Надежда Антоновна. Что? Нищета, бедность, вот что. Того, что вы называете состоянием, действительно довольно для холостого человека; этого состояния ему достанет на перчатки. Что же вы сделали с моей бедной дочерью?
Васильков. Я хотел сделать ее счастливою и постараюсь достигнуть.
Надежда Антоновна. Смешно. Без состояния?
Васильков. Я имею достаточно и стараюсь приобретать.
Надежда Антоновна. Что, достаточно? Ей нужно состояние, а состояние вам приобресть нельзя — откупов нет, концессии на железную дорогу вам не дадут. Состояние можно только получить по наследству, да еще при большом счастье выиграть в карты.
Васильков. Нет, еще есть средство: ограбить кого-нибудь. Не его ли вы мне посоветуете?
Надежда Антоновна. Вы думаете? Как хорошо вы меня знаете! Нет, я вижу, мне нужно принимать меры и поправлять нашу ошибку.