Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
— Дорого покупают?
— Как придется: и за пятнадцать долларов и больше.
— Недорого.
— Нет, недорого. Я сам из шанхайской стороны. Народу там много. Нас было всех тринадцать братьев и сестер. Из семи братьев нас четыре живых выросло. А сестер, как родится, на улицу выбрасывали. Только последнюю одна из Шанхая купила за доллар.
— Зачем?
— А вот, чтоб танцевать, петь. Там, в Шанхае, и здесь, и везде в Китае весело, много таких…
— Что это за народ все идет?
— В город идут, наниматься
— А отчего они не работают на своих полях?
— Потому что у них нет их.
— Как нет? У каждого китайца своя полоска земли и своя свинка.
Кучер смеется.
— Это вот все работают в поле тоже работники, не хозяева. Хозяин один, а работников у него много: десять, двадцать, шестьдесят есть.
— Много земли у таких хозяев?
— Не больше пятидесяти десятин: больше закон не велит.
— Чья земля?
— Хозяйская.
— Нет, не хозяйская, — говорю я, — он только в аренду берет ее у государства.
— Не знаю; всякий хозяин может продать свою землю, у кого есть деньги — купить. Кто плохо работает, продать должен, кто хорошо работает — живет.
То же, значит, что и в той части Маньчжурии, где я был.
Для проверки, впрочем, мы останавливаемся возле одной из ферм.
Постройки каменные, из черного кирпича. Крыши из темной черепицы. Это общий тип здешних построек. Если кладка из камня, то работа циклопическая, с расшивкой швов, очень красивая. Камень мраморно-серый, розовый, синеватый.
Громадный двор огражден каменным забором такой кладки.
В передней стене двора двое ворот. На воротах изображение божества войны. Страшный урод в неуклюжем одеянии, с усами до земли, с какой-то пикой, луком.
Между ворот и с боков передний флигель, где производится всякая работа: в данный момент шла солка салата и растирались бобы.
В открытые ворота видны внутренние жилые постройки.
Ряд ажурных, бумагой заклеенных окон, двери, красные полосы между ними, исписанные черными громадными иероглифами.
Перед всем домом род террасы, аршина в полтора высотой, с особенно тщательной кладкой. Крыша с красивым изгибом и коньком в несколько, одна на другую положенных на извести, черепиц.
С внешней стороны вся постройка по вкусу не оставляет желать ничего большего.
Но наружность обманчива: внутри грязно и неуютно.
Комнаты — это ряд высоких сараев, с нарами в полтора аршина высотой, с проходом между ними. Комнаты во всю ширину здания и все проходные. Уютности и чистоты миниатюрной Кореи и следа здесь нет. Хозяина и его работников мы застали на улице перед двором.
Вернее, это тоже часть двора, потому что две стены забора выступают вперед, но передней стены нет.
Здесь, в этом месте, как раз протекает ручей, несколько верб склонилось над ним, и сквозь их ветви видна даль полей, силуэты причудливых гор, лазурь неба, а еще дальше синей лентой сверкает море, и ярче там блеск солнца.
Хозяин с работниками возились с кучей удобрения. Такие кучи перед каждой фермой.
Их несколько раз перекладывают с места на место. Нет в поле работ, — оттого ли, что кончились, оттого ли, что дождь идет, — работа всегда возле удобрительных куч.
Запах невыносимый.
Хозяин, очевидно, человек дела даже между китайцами.
Весь хлеб (по преимуществу кукуруза и гоалин) уже обмолочен, солома сложена в большие скирды, сложены и кукурузные корни, и собраны листья из виднеющегося на пригорке леса. Невдалеке от дома идет уже осенняя пашня и бороньба. Во всех полях однородная культура, во всех полях молодые, подростки и старики со своими коромыслами жадно ищут скотский помет. Первое впечатление очень сильное. Но затем выступают и недостатки.
В земледельческих орудиях никакого прогресса. И орудия эти в то же время бесконечно далеки от идеала. Для примера достаточно взять борону. Здесь это доска аршина в полтора длины. Сквозь доску продеты прутья, и торчат они в разные стороны. Двумя концами доска привязывается к шее животного, человек стоит на доске и тяжестью своего тела прижимает и ее и прутья к земле. Животное тащит человека на доске, человек, как акробат, все время балансирует; бороньба получается отвратительная по качеству, ничтожная по производительности.
Но так работали предки. Вот другой пример: тут же на улице впряженный ослик приводит в движение небольшой жернов, вместе с осликом ходит вокруг жернова женщина или мужчина, то и дело рукой подгребая вываливающуюся из жерновов муку. Производительность такой мельницы два-три пуда в день. Ни ветряных, ни водяных мельниц.
Поразительная забота об удобрении, доходящая до работы того медведя, который весь день таскал колоду с одного места на другое. Действительно: удобрение, уже лежащее в поле, подбирается и несется домой. Каждый корешок выкапывается и несется туда же. Какое количество лишних рук требуется для этого? На наши деньги расход на десятину получился бы 20 рублей. На эти 20 рублей, казалось бы, выгоднее было бы купить со стороны совершенно нового удобрения. В данном случае привезти с моря и рек разных трав, илу, как и возят здесь.
Отопление этими корнями тоже не оправдание, так как тут же, в кузнице, работают на каменном угле.
— Далеко добывается этот уголь?
— Пять ли отсюда — сколько угодно.
— Почему же вы не топите печей ваших этим углем?
Молчат китайцы и только смотрят на человека, который пристает к ним с несуществующим для них вопросом «почему». Все «почему» давно, очень давно решены и перерешены, и ничего другого им, теперешним обитателям земли, не остается, как делать, ни на йоту не отступая, то же, что делали их мудрые предки.