Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Череватов. Демобилизовать! Демобилизовать как девушку, как будущую роженицу и мать, как эту — как кого?.. Как дочку, как внучку!
Варвара. Разрешите, товарищ генерал-лейтенант, выразить желание — остаться в рядах армии до победы!
Череватов. Еще чего!.. Рожать пора! Я вам говорю это, как сам отец, как сам дед, как сам этот — как кто еще? (Обернувшись к Наташе). Кто еще бывает?
Наташа. Ну как доктор,
Череватов. Ну да — и как они!
Варвара. Разрешите идти?
Череватов. Ступайте и исполняйте.
Варвара уходит. Наташа берет свою беретку, желая тоже уйти. Но Череватов отбирает у нее из рук беретку, кладет ее себе в карман и делает Наташе жест остаться. Климчицкий, действуя в дальнейшем, ведет себя как одинокий человек, как будто в комнате, кроме него, никого нет. Климчицкий открывает чемодан на полу; роется там в вещах и в одежде, но не находит, что ему нужно.
Наташа (тихо, Череватову). Трудно ему сейчас.
Череватов. Так и должно быть, я этого ожидал. Горе его уводит все дальше и дальше…
Климчицкий. Иван!
Появляется Иван.
Иван! Где мой второй чемодан — там было одно женское платье, его Мария Петровна носила…
Иван. Есть в сохранности, товарищ генерал.
Климчицкий. Принеси его.
Иван уходит и приносит платье. Климчицкий берет на руки платье и рассматривает его. Иван стоит возле него.
Оно уже старое…
Иван. Да, платье поношенное, а было ничего. Да и теперь оно еще вполне годное, если женщина не особо гордая.
Климчицкий. Она не гордая. Надо разгладить его и приготовить.
Иван. Это можно. Я сейчас. У меня утюг горячий — я вам китель утюжил.
Климчицкий. Неси утюг сюда. Надо осторожно гладить, надо не прожечь платья, оно и так ношеное.
Иван. Да я и холодным могу разгладить. Я нажимать буду, а утюг остужу.
Иван уходит и возвращается с утюгом. Он враз начинает гладить платье на столе, сдвинув с него посуду и закуски. Гладит он с солдатской размашкой, не считаясь с нежным предметом своей работы. Климчицкий бдительно наблюдает за ним, не замечая, однако, грубых жестов Ивана.
Наташа. Разве так можно? Вы все сборки и пуговицы так посорвете. Дайте я вам поглажу, а то на женщину нельзя надеть такое платье, вы ее обидите.
Климчицкий внимательно глядит на Наташу.
Иван. Глядя какая женщина будет — иная и неглаженому будет
Наташа (осторожно гладя платье). Какое хорошее платье! Изящное, простое, такое живое по цвету… Она любила и понимала, что бывает красивым.
Климчицкий. Она понимала… Иван, нам дамские туфли нужны — тридцать седьмой номер. Только нам надо купить очень хорошие туфли…
Иван. Туфли?.. Да по нашему понятию тут такого товара нету, но найти можно.
Климчицкий. Возьми деньги и сходи поищи.
Иван. Сейчас прикажете отправляться?
Климчицкий. Да, иди сейчас.
Иван уходит.
Наташа. Хорошо быть любимой.
Климчицкий. А мертвой хорошо быть?
Наташа. Если быть вечно любимой, то можно и умереть.
Климчицкий. А разве любимым легко умирать?
Наташа. Да, когда я умирала, мне было не трудно, мне было не страшно.
Климчицкий. А вас тогда любил кто-нибудь?
Наташа. Тогда я любила, но это то же самое — и меня любили в ответ.
Климчицкий. Кто же это был?
Наташа. Это было много людей, и не одни люди — это были и деревья, и рожь, и облака, и наши избушки, и даже бабочки в поле над цветками, вся наша Россия.
Наташа вручает Климчицкому выглаженное платье. Климчицкий осторожно рассматривает платье, снимает с него соринки и складывает его.
Череватов. Вечная любовь! Вечная любовь! Она, конечно, возможно, допустимо, неизбежно, вероятно, есть. Но у нее есть и младшая сестра — измена, и тоже вечная. Заразные источники! Вечного много, а здоровья нет.
Является Иван с коробкой в руках.
Иван. Во дворе у жильца приобрел… Тридцать седьмой номер и не надеванные ни разу, покрыты лаком… Примерить бы надо, в случае чего я обратно их отдам и деньги назад.
Климчицкий (рассматривая туфли в коробке). Примеривать некому.
Иван (понимая). Царствие божие!
Климчицкий. Я не хочу более болеть… Я работать хочу, я жить хочу с солдатами, и я хочу сражаться! Я тоже люблю многих людей, а не одну ее только, бедную мертвую мою, и я люблю и деревья, и наши избушки, и рожь, и птиц над цветами… Исцелиться мне надо!
Иван (задумчиво). Горе само не любит оставлять человека, Александр Иванович. Горе истомить в себе нужно.