Том 6. Пьесы 1901-1906
Шрифт:
Тетерев (усмехаясь). А вы разве чувствуете что-то… вроде вины?
Поля. Чувствую, что все больше… не люблю вас: вот! Вы скажите лучше, — как все это было?
Тетерев. Ее вчера тихонько толкнули, и — слабая — она сегодня упала… вот и все!
Поля. Неправда!
Тетерев. Что — неправда?
Поля. Я знаю, на что вы намекаете… это неправда! Нил:
Тетерев. Разве — Нил?
Поля. Ни он, ни я… мы оба ни при чем! Вы… нет! Я знаю, вы вините нас… ну, что же? Ну, я его люблю… и он меня… это давно началось!
Тетерев (серьезно). Ни в чем я вас не виню… это вы сами себя в чем-то обвинили и вот — оправдываетесь пред первым встречным. К чему? Я вас… очень уважаю… Кто говорил вам всегда, постоянно, упорно — уйдите скорее из этого дома, не ходите в этот дом, здесь — нездорово, здесь вам расстроят душу? Это я говорил…
Поля. Ну, что же?
Тетерев. Ничего. Я хотел только сказать, что если б вы сюда не ходили… вам не пришлось бы испытывать того, что вы испытываете сейчас… вот и все!
Поля. Да… Но — как же это она? Опасно? Чем она?
Тетерев. Не знаю…
(Петр и доктор выходят.)
Петр. Поля! Пожалуйста, помогите Елене Николаевне…
Тетерев (Петру). Ну, что?
Доктор. Пустяки, собственно говоря! Вот только субъект нервный, а то — ничего бы… Выпила немного… обожгла пищевод… в желудок проникло спирту, очевидно, тоже мало… да и тот выброшен обратно…
Петр. Вы устали, доктор, присядьте, пожалуйста…
Доктор. Благодарю… С неделю прохворает… Вот у меня на днях был интересный случай… Маляр, в нетрезвом виде, выпил вместо пива чайный стакан лаку…
(Бессемёнов входит. Остановившись у двери своей комнаты, он молча, вопросительно и мрачно смотрит на доктора.)
Петр. Успокойся, отец, это не опасно!
Доктор. Да, да! Не пугайтесь! Через два, три дня она встанет на ноги…
Бессемёнов. Правда ли?
Доктор. Уверяю вас!
Бессемёнов. Ну!.. Спасибо! Коли правда… коли не опасно — спасибо! Петр, ты того… поди-ка сюда…
(Петр подходит к нему. Бессемёнов отступает пред ним в дверь своей комнаты. Шепот, звон денег.)
Тетерев (доктору). Ну, что же маляр?
Доктор. Э… как-с?
Тетерев. Что же маляр?
Доктор. А! Маляр… ничего, выздоровел… гм… Я, кажется, встречался с вами… где-то?
Тетерев. Может быть…
Доктор. Вы… э… не
Доктор (радостно). Ага! Вот, вот! То-то, я смотрю, — знакомое лицо… Позвольте… это было весной? да? Кажется, я помню даже имя и фамилию вашу…
Тетерев. И я вас помню…
Доктор. Да?
Тетерев. Помню. Когда я стал оправляться и попросил вас увеличить мне порцию, вы скорчили прескверную рожу и сказали мне: «Будь доволен тем, что дают. Вашего брата, пьяниц и бродяг, много»…
Доктор (растерянно). Позвольте! Это… этого… Извините!.. вы… ваше имя… я — врач Николай Троеруков… а…
Тетерев (подходя к нему). А я — потомственный алкоголик и кавалер Зеленого Змия Терентий Богословский. (Доктор отступает пред ним.)Не бойся, не трону… (Проходит мимо. Доктор растерянно смотрит вслед ему, обмахиваясь шляпой. Входит Петр.)
Доктор (оглядываясь на дверь в сени). До свидания однако! Меня ждут… В случае, если она будет жаловаться на боль… повторите… дайте ей еще… капель… Сильной боли не должно быть… До свидания!.. А-а… скажите, тут был сейчас такой… оригинальный господин… он ваш родственник?..
Петр. Нет, это нахлебник…
Доктор. Ага!.. Очень приятно!.. Большой оригинал! До свидания… благодарю вас! (Уходит. Петр провожает его в сени. Бессемёнов и Акулина Ивановна выходят из своей комнаты и осторожно, ступая на носки, подвигаются к двери в комнату дочери.)
Бессемёнов. Погоди, не ходи туда… Ничего не слыхать. Может, спит она… не разбудить бы… (Отводит старуху в угол к сундуку.)Н-да, мать! Вот и дожили… до праздника! Говору, сплетни будет теперь по городу — без конца…
Акулина Ивановна. Отец! Что ты? То ли говоришь? Да хоть во все трубы пускай трубят… только бы жива-то осталась! Во все колокола пусть звонят… Бессемёнов. Ну, да… я знаю… это так!.. Только ты… эхма! Не понимаешь ты! Ведь — позор это нам с тобой!
Акулина Ивановна. А ну… какой позор?
Бессемёнов. Дочь отравилась, пойми! Что мы ей — какую боль причинили? Чем огорчили? Что мы — звери для нее? А будут говорить разное… Мне — наплевать, я все ради детей стерплю… но только — зачем? Из-за чего? Хоть бы знать… Дети! Живут — молчат… Что в душе у них? Неизвестно! Что в головах? Неведомо! Вот — обида!
Акулина Ивановна. Я понимаю… ведь и мне обидно! Все-таки я — мать… Хлопочешь, хлопочешь целый день, и спасибо никто не скажет… я понимаю! Да что уж… хоть бы живы-здоровы были… а то вот на-ко!