Том 6. Проза 1916-1919, пьесы, статьи
Шрифт:
Тизенгаузен. Ты счастлив, Генрих?
Тиле. О да, мой друг! Позволь пожать твою руку — но молча, молча, Андрей. Вот так. А теперь, господа, не чувствуете ли вы, что червячок после моей музыки шевелится сильнее? Он просит кушать. Карл, брат, пожалуйста, скажи моей новой кухарке, что через десять минут мы будем готовы проэкзаменовать ее.
Карл. Я иду. (Выходит и скоро возвращается.)
Тиле. Ты хочешь кушать, Феклуша?
Феклуша.
Тиле (смеется).Он говорит: не помешает! А коньячок видишь, Феклуша: это тоже не мешает?
Феклуша. А это очень даже не мешает.
Все смеются.
Тизенгаузен. Вы, вероятно, думаете, что друг вашего детства, Генрих Тиле, так-таки ничего и не пьет, кроме святой воды? Тогда вы очень ошибаетесь: он пьет коньячок.
Тиле (смеется).Он пьет коньячок.
Феклуша (смеется).Приятное занятие. Уж нечего, видно, таиться: при общей моей неспособности этот талант… (вздыхает)имею.
Ермолаев. Но вот удивительно, Генрих Эдуардович: восемь лет я вас вижу, и в ресторанах вместе бывали, и никогда не замечал вас выпившим.
Тиле (смеется).Разве?
Ермолаев. Никогда.
Тизенгаузен. И не увидите, Дмитрий Иванович, Это такая крепкая голова, какой еще свет не создавал.
Тиле. Ты думаешь? — Но ты прав. И скажу еще… Господа, звонок. Это почтальон и письмо от Елизаветы. Карл, прошу тебя…
Карл выходит. Тиле сдержанно волнуется.
Итак, ты любишь коньячок, Феклуша?
Карл (входя). Письмо из Москвы, заказное, распишись, Генрих. Здесь.
Тиле (расписываясь).Это я всегда просил, чтобы заказные. Вот двадцать, копеек почтальону, Карл. Так. Теперь нам пишут из Москвы… (Разрывая конверт.)Вы позволите, господа?
Тизенгаузен. Но разве можно влюбленному запрет тить? Читай, Генрих, нас здесь нет.
Тиле медленно и долго читает. При первых же строках бледнеет и постепенно бледнеет все страшнее. На него никто не смотрит, кроме Карла.
Ермолаев (тихо). Чудесная квартирка? Теперь такую вообще трудно сыскать.
Феклуша. Сейчас к квартирам и приступу нет, просто беда.
Тизенгаузен. У вас семья?
Феклуша. Огромадная!
Карл (громко).Тебе нехорошо, Генрих?
Все испуганно смотрят на Тиле. Он встает, делает два шага — не огромной силой молча бьет кулаком по обеденному столу. Падают бутылки и стаканы. Все вскакивают.
Генрих!
Тизенгаузен. Генрих!
Так же молча и с той же силою Тиле вторично ударяет по столу. Стоит молча, обводя всех красными глазами, как бы ища, на кого броситься.
Ермолаев. Воды ему…
Тиле. Не надо.
Тизенгаузен. Генрих! Милый мой Генрих! Что-нибудь ужасное?
Тиле. Нет, не ужасное.
Карл. Генрих, успокойся.
Тиле. Я спокоен.
Тизенгаузен. Нет, это что-нибудь ужасное. Милый мой Генрих! Мы здесь! Мы все твои друзья, Генрих!..
Тиле. Я должен извиниться, но обеда у меня сегодня не будет. Карл, скажи новой кухарке, что она может идти домой…
Карл выходит и вскоре возвращается.
Тизенгаузен. Ну какой там обед. Ты не должен заботиться о пустяках, Генрих.
Ермолаев. Какой обед, Генрих Эдуардович?
Тиле. Обеда сегодня у меня не будет. (Снова неожиданно ударяет по столу.)
Тизенгаузен (почти плача).О Боже мой! Какое несчастье, Генрих!
Тиле. Да? Я больше не буду. Вот очень странное письмо, Андрей. Здесь или написано не то, или я не умею читать письма. Прочти, Андрей, и скажи мне: быть может, я ослеп?
Тизенгаузен (читает).Нет, ты не ослеп, бедный Генрих. (Читает.)Нет, это невозможно.
Тиле. И там сказано это: я продолжаю любить вас?..
Тизенгаузен. Сказано, сказано, Генрих!
Тиле. Так. Значит, я не ослеп. И там сказано это: но по настоянию моих родителей я выхожу…
Тизенгаузен. О Боже: уже вышла, Генрих! Уже вышла!
Тиле. Уже вышла замуж за богатого человека. Как его фамилия, Андрей?
Тизенгаузен. Фамилии нет.
Тиле. Фамилии нет. Так. И какая подпись, Андрей?
Тизенгаузен (читает).«Твоя недостойная Елизавета».
Тиле. Недостойная Елизавета: так. Недостойная Елизавета. (Неожиданно и с силой бьет по столу.)Недостойная Елизавета!
Тизенгаузен. Но добрый друг мой, мой несчастный друг!
Карл. Генрих, мужайся!