Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток
Шрифт:
1-й красноармеец. Он лютой, покеда на лошади, а снял его с лошади – овца.
Микеша. И не чуял, как клюнуло. Сразу винтовку сронил. Нагнулся поднять, а рука не берет. Что такое? Я правой перехватил, глядь – а на левой с пальцев кровь капит. И тут почуял – больно стало. Подхватил здоровой, побежал перевязываться. Бегу, лошадь лежит, голову подымает, шея разворочена, ды кровь фонтаном прямо на калмычина, кровь-то. А он привалился, из живота кишки вывалились. Хотел приколоть, чтоб не мучился, да неловко одной рукой. А он глядит на меня, все языком по губам, запеклись, да
2-й красноармеец. Теперь флягу брось.
Микеша. Чево?
2-й красноармеец. Маханину едят. Чево ни сдохнет, все сожрут.
Микеша. Пустяковину затеял. Може, святой водицей ополоснуть?
1-й красноармеец и Микеша берут винтовки, уходят.
2-й красноармеец. Чевой-то молодаечка ку-быть скучная.
Марьяна. А тебе горе?
2-й красноармеец. Нет, так это, между прочим. Уходим ноне мы.
Марьяна (тревожно). Куда? Далече?
2-й красноармеец. Мы ево разбили, теперь правым плечом заходить будем, чтоб сбить ево совсем к реке. (Уходит.)
Павел входит, голова забинтована.
Марьяна (рванулась к нему). Пашенька… (Помолчав.) Уходите?!
Павел. Уходим, Марьянушка, уходим. (Берет ее за руки.) Приказ пришел.
Марьяна. Останусь одна теперича… одна…
Павел. Марьянушка, что ты со мной сделала! (Крепко обнимает.) Любишь?
Марьяна (обнимает). Родной мой!.. Золотой мой!.. Как глянула тогда, голова увязана, чуть не упала. Чай, больно тебе?
Павел. Нет, ничего. Пойдешь за меня?
Марьяна. Пойду, родимый, пойду, касатик. Ведь ты один у меня. Пашенька, одна теперь буду, одна как в лесу, – не с кем слова сказать. Свекор – энтот одно: хозяйство. Ему абы все работали да прибыль в хозяйстве. Свекровь поедом ест. Лушка без памяти замуж хочет. Одна я, Пашенька. (Обняв его, спрятала лицо на груди.) Уйдешь ты… уйдешь ты – и не с кем слова… одна… одинешенька…
Павел. Ежели бы ты письма мне писала, Марьянушка, с оказией. Будут обозы переходить через вашу деревню, дай – передадут.
Марьяна. Да ведь неграмотная я, Пашенька. А к кому пойдешь, чтоб написали? Вся деревня зараз узнает, места не будет, со свету сживут. Кабы грамоте знала,
Павел. А ты начхай на них. Сбегай к учительше. Пускай тебя выучит.
Марьяна. Сбегаю, сбегаю, соколик. Вот как буду учиться, все глаза прогляжу.
Павел. Эх, горлица моя, што ж, думаешь, все так и будет? И на нашей улице будет праздник, выпадет и нам счастье. Будешь ждать? Не забудешь?
Марьяна. Али забуду!.. Прикипелся ты к самому сердцу… Сколько жить буду, буду помнить…
Павел. Ненаглядная моя, солнышко… Ежели не – убьют, ворочусь, пойдешь за меня?
Марьяна. Ворочайся, соколик, ждать буду с утра до ночи и всю-то ноченьку до утра. Сама не своя хожу. Тебя не вижу, все-то из рук валится. (Обнявшись, садятся на скамью.)
Павел. Как увидал тебя в первый раз, стукнуло сердце, – почуял, не забуду уж тебя. Эх, думаю, никогда она меня любить не станет.
Марьяна. А мне, Пашенька, как увидала вас всех в первый раз, все одно было, што люди, што пеньки. А потом стал ты говорить, стал говорить, прислухалась я: правду ты говоришь, заступаешься за сирых да убогих, никого не боишься. Словами ты меня, Пашенька, взял. Глаза мне разул.
Павел. Не признавался я спервоначалу сам себе, а только куда ни пойдешь: в обоз ли, к ротному, в наряд ли – все ты у меня в думках. И рад про тебя не думать, да не отгонишь. В бою смерть кругом летает, ни об чем некогда думать, а ты в сердце притулилась, в уголочке, и сидишь.
Молчание.
Марьяна. Матерю твою вспоминаю, как благословляла тебя. Перед смертью правду увидала. Меня, Пашенька, некому было благословить. Все – кроты слепые, все в одно трубили.
Павел. Слышь, Марьяна, судьба не выдаст, свинья не съест. Ворочусь, – а чую, ворочусь, – будет у нас счастье. У всех будет счастье, Марьяна.
За дверьми голоса.
Ну, прощай, родная. (Обнимает.) Эх, судьба наша счастливая! Трудно, ой, как трудно, ну зато какое счастье идет! Ну, жди, невдолге буду, (Обнимает, уходит.)
Марьяна, не отрываясь, смотрит в окно; на улице говор. Несколько в отдалении команда: «Рота, смирно!» Все смолкло. Команда: «По отделениям, левое плечо, шагом марш!» Глухой гул отбиваемых шагов. Хор грянул: «Смело, товарищи, в ногу». Пение замирает вдали. Некоторое время слышен гул шагов, говор колес удаляющегося обоза, и они замирают.
Марьяна. Ушли!..
Входит старуха, садится за прялку.
Луша (на улице). Все жанихи ушли. А там, гляди, перебьют сколько.
Старик (входит). Ушла армия. Опять сена сколько потравили. (Роется под лавкой.) Иде тут ремень был? Лошадей дюже загоняли. Кажный день сто подвод им подай. Разве мысленно! (Достает ремень, садится, починяет шлею.)
Старуха. А мне квочку все жалко – как вспо-мню, так сердце зайдется. (Кричит в окно.) Лушка!.. Лушка!.. Лушка!..
Ивлевна (входит). Здорово дневали! (Садится.) Ушли наши хавалеры. Остались мы, сироты неприкаянные.