Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон.
Шрифт:
— То есть как не хватает?
— А вот так не хватает. Сейчас я вам объясню, матушка. Мистер Том — картежник.
Рокси изумленно всплеснула руками. Чемберс продолжал:
— Старый хозяин узнал об этом, когда ему пришлось заплатить двести долларов — карточные долги мистера Тома. Правда, правда, матушка, я не вру!
— Да что ты мелешь! Двести долларов! Двести… долларов! Господи помилуй, ведь на эти деньги можно негра купить, пусть хоть неважного, но все же еще довольно крепкого! Признайся, детка, ты соврал, да? Неужто ты мог соврать своей старой матери?
— Клянусь богом, это святая
Выпалив столь важное сообщение, Чемберс даже облизнулся от удовольствия. Рокси начала было гадать, что это значит, но бросила ломать себе голову и спросила:
— Что ты мелешь?
— Я говорю: он лишил его наследства.
— Как это лишил? Объясни!
— Очень просто: взял да разорвал завещание.
— Разорвал завещание? Ври больше! Так не делают! Бери назад свои слова, поддельный ты негр! И зачем только я мучилась, рожала тебя?
Рокси чувствовала, как рушатся ее воздушные замки: жди теперь подачек от Тома! Ей казалось, что такого горя она не перенесет, даже подумать было страшно. А Чемберса это только развеселило:
— Ха-ха-ха! Слыхали? Я поддельный! А ты что, нет? Уж раз на то пошло, так скорее мы с тобой оба поддельные белые! Ведь мы же как белые, точь-в-точь как они! На негров-то мы вовсе и не похожи, мы…
— Хватит дурака валять, не то я тебе сейчас дам по уху! Расскажи мне лучше про это завещание. Успокой мою душу, скажи, что он ничего не уничтожил! Ну пожалуйста, миленький, скажи, и я буду вечно за тебя бога молить!
— Ладно! Говоря по правде, так оно и есть. Судья составил новое завещание, и мистеру Тому не о чем тревожиться. Но ты-то, мать, чего расстроилась? Тебе вроде нет до этого никакого дела!
— Как это нет дела? А кому ж тогда дело, скажи на милость? Не я ли пятнадцать лет заменяла ему мать, ну-ка скажи? Ты думаешь, я могу стерпеть, если его, бедного, несчастного, выгонят из дому? Эх ты, Вале де Шамбр! Не понимаешь ты материнского чувства, а то не стал бы чепуху городить!
— Так я же тебе рассказываю: старый хозяин простил его и написал новое завещание! Довольна ты теперь?
Да, теперь она была довольна, счастлива и полна самых нежных чувств. Она продолжала являться каждый день, пока наконец однажды ей не сообщили, что Том вернулся. Рокси вся затряслась от волнения и стала просить, чтобы ему передали, что «его бедная старая черная кормилица умоляет разрешить ей взглянуть на него хоть одним глазком, и тогда она сможет умереть спокойно».
Молодой хозяин лежал развалясь на диване, когда к нему вошел Чемберс и передал эту просьбу. Хотя миновало уже много лет, но стародавняя неприязнь Тома к этому юноше, который в детстве был его верным слугой и защитником, нисколько не уменьшилась, а оставалось столь же сильной и неукротимой. Том приподнялся на диване и вперил ненавидящий взгляд в белое лицо того, чье имя он, сам того не ведая, присвоил так же, как и его семейные права. Он не сводил глаз со своей жертвы, пока не заметил с удовлетворением, что Чемберс побледнел от страха, и лишь тогда спросил:
— Что нужно от меня этой старой карге?
Чемберс робко повторил просьбу Рокси.
Том вскочил с дивана.
— Кто разрешил тебе являться сюда и тревожить меня? Нужны мне очень какие-то знаки внимания от черномазых!
Теперь Чемберс трясся как осиновый лист и не в силах был этого скрыть. Он знал, что сейчас последует, и, пригнув голову, старался прикрыться левой рукой. А Том молча принялся колотить его по голове и по руке. При каждом ударе Чемберс умоляюще вскрикивал: «Не надо, мистер Том! Прошу вас, мистер Том!» Нанеся ему с полдюжины ударов, Том скомандовал: «Марш отсюда!» — и добавил еще два-три тычка в спину, так что белокожий раб вылетел за дверь и поспешил прочь, прихрамывая и утирая глаза рваным рукавом. Вдогонку ему Том крикнул:
— Пошли ее сюда!
Молодой хозяин снова растянулся на диване и сердито забормотал:
— Он вовремя явился: меня замучили мрачные мысли, и я не знал, на ком сорвать злость. Здорово помогло! Сразу полегчало!
И вот вошла его мать. Прикрыв за собой дверь, она шагнула к сыну — олицетворение смиренной, подобострастной покорности, какую могут породить лишь страх и зависимость раба от хозяина, — и, остановившись на почтительном расстоянии, принялась ахать, какой он стал большой и красивый. А он, закинув руки за голову, а ноги — на спинку дивана, старался хранить подобающе равнодушный вид.
— Ах господи, миленочек вы мой, вы же стали совсем взрослым господином! Честное слово, не узнала бы вас, мистер Том, ни за что бы не узнала! А вы-то узнали старую Рокси? Взгляните на меня хорошенько, драгоценный мой, узнаёте вашу старую черную кормилицу? Ну, теперь я могу умереть спокойно, раз я повидала…
— Хватит ныть! Зачем пожаловала?
— Слыхали? Мистер Том ничуть не изменился! Всегда веселый, всегда шутит со своей старенькой кормилицей. Я так и знала…
— Хватит, хватит! Валяй выкладывай, чего тебе надо!
Рокси была горько разочарована. День за днем она вынашивала, берегла и лелеяла надежду, что Том приветит свою старую няньку, подбодрит и обрадует ласковым словом, и лишь после второго грубого окрика убедилась, что сын не шутит и все ее прекрасные мечты — это глупое, безрассудное тщеславие, горькая ошибка, достойная сожаления. Она была оскорблена до глубины души, и ей вдруг стало так стыдно, что на минуту она растерялась и не знала, как действовать дальше. Потом грудь ее стала вздыматься, на глазах выступили слезы, и она решила осуществить хотя бы свою вторую мечту — воззвать к щедрости сына — и, не раздумывая долго, запричитала:
— О мистер Том, ваша бедная старая нянька уже не в силах работать, вон как руки-то скрючило; если бы вы могли пожаловать доллар… хоть один-единственный доллар…
Том так стремительно вскочил на ноги, что просительница в испуге шарахнулась назад.
— Доллар! Дать тебе доллар? Да я тебя скорее придушу! Так вот зачем ты сюда явилась! Вон отсюда, убирайся, живо!
Рокси медленно попятилась к двери. Но на полдороге приостановилась и печально проговорила:
— Мистер Том, я нянчила вас с колыбели и вырастила вас одна, без помощников; теперь вы сами взрослый и богатый, а я бедная-пребедная и уже в годах; и вот я пришла к вам, думала, вы поможете старой нянюшке на том коротеньком пути, какой остался ей до могилы, а вы…