Том 7. Изборник. Рукописные книги, Сологуб Федор Кузьмич (Тетерников)

Том 7. Изборник. Рукописные книги

2002 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Изборник

Предисловие

Рожденный не в первый раз и уже не первый завершая круг внешних преображений, я спокойно и просто открываю мою душу. Открываю, – хочу, чтобы интимное стало всемирным.

Тёмная земная душа человека пламенеет сладкими и горькими восторгами, истончается и восходит по нескончаемой лестнице совершенств в обители навеки недостижимые и вовеки вожделенные.

Жаждет чуда, – и чудо дастся ей.

И разве земная жизнь, – Моя жизнь, – не чудо? Жизнь, такая раздробленная, такая разъединённая и такая единая.

«Ибо всё и во всём – Я, и только Я, и нет иного, и не было и не будет».

«Вещи есть у меня, но ты – не вещь Моя; ты и Я – одно».

«Приди ко Мне, люби Меня».

«Я был один в моём раю…»

Я был один в моём раю, И кто-то звал меня Адамом. Цветы хвалили плоть мою Первоначальным фимиамом. И первозданное зверьё, Теснясь вокруг меня, на тело Ещё невинное моё С любовью дикою глядело. У ног моих журчал ручей, Спеша лобзать стопы нагие, И отражения очей Мне улыбалися, благие. Когда ступени горных плит Роса вечерняя кропила, Ко мне волшебница Лилит Стезёй лазурной приходила. И вся она была легка, Как тихий сон, – как сон безгрешна, И речь её была сладка, Как нежный смех, – как смех утешна. И не желать бы мне иной! Но я под сенью злого древа Заснул… проснулся, – предо мной Стояла и смеялась Ева… Когда померк лазурный день, Когда заря к морям склонилась, Моя Лилит прошла как тень, Прошла, ушла, – навеки скрылась.

«Мы поклонялися Владыкам…»

Мы поклонялися Владыкам И в блеске дня и в тьме божниц, И перед каждым грозным ликом Мы робко повергались ниц. Владыки гневные грозили, И расточали гром и зло, Порой же милость возносили Так величаво и светло. Но их неправедная милость, Как их карающая месть, Могли к престолам лишь унылость, Тоской венчанную, возвесть. Мерцал венец её жемчужный, Но свет его был тусклый блеск, И вся она была – ненужный И непонятный арабеск. Владык встречая льстивым кликом, – И клик наш соткан был из тьмы, – В смятеньи тёмном и великом Чертог её ковали мы. Свивались пламенные лица, Клубилась огненная мгла, И только тихая Денница Не поражала и не жгла.

Пилигрим

В одежде пыльной пилигрима, Обет свершая, он идёт, Босой, больной, неутомимо, То шаг назад, то два вперёд, – И, чередуясь мерно, дали Встают всё новые пред ним, Неистощимы, как печали, – И всё далек Ерусалим… В путях томительной печали, Стремится вечно род людской В недосягаемые дали, К какой-то цели роковой. И создаёт неутомимо Судьба преграды перед ним, И всё далек от пилигрима Его святой Ерусалим.

«На Ойле далёкой и прекрасной…»

На Ойле далёкой и прекрасной Вся любовь и вся душа моя. На Ойле далёкой и прекрасной Песней сладкогласной и согласной Славит всё блаженство бытия. Там, в сияньи ясного Маира, Всё цветёт, всё радостно поёт. Там, в сияньи ясного Маира, В колыханьи светлого эфира, Мир иной таинственно живёт. Тихий берег синего Лигоя Весь в цветах нездешней красоты. Тихий берег синего Лигоя – Вечный мир блаженства и покоя, Вечный мир свершившейся мечты.

«Звезда Маир сияет надо мною…»

Звезда Маир сияет надо мною, Звезда Маир, И озарён прекрасною звездою Далёкий мир. Земля Ойле плывёт в волнах эфира, Земля Ойле, И ясен свет блистающий Маира На той земле. Река Лигой в стране любви и мира, Река Лигой Колеблет тихо ясный лик Маира Своей волной. Бряцанье лир, цветов благоуханье, Бряцанье лир И песни жён слились в одно дыханье, Хваля Маир.

«Всё, чего нам здесь недоставало…»

Всё, чего нам здесь недоставало, Всё, о чём тужила грешная земля, Расцвело на вас и засияло, О, Лигойские блаженные поля. Этот мир вражда заполонила, Этот бедный мир в унынье погружён, Нам отрадна тихая могила, И, подобный смерти, долгий, тёмный сон. Но Лигой струится и трепещет И благоухают чудные цветы, И Маир безгрешный тихо блещет Над блаженным краем вечной красоты.

«Когда звенят согласные напевы…»

Когда звенят согласные напевы Ойлейских дев, И в пляске медленной кружатся девы Под свой напев, – Преодолев несносные преграды, И смерти рад, Вперяю я внимательные взгляды В их светлый град. Отрад святых насытясь дуновеньем, С тебя, Ойле, Стремлюсь опять, окованный забвеньем, К моей земле. Во мгле земли свершаю превращенья. Покорен я, – И дней медлительных влачатся звенья, О, жизнь моя!

«Блаженный лик Маира…»

Блаженный лик Маира Склоняется к Ойле. Звенит призывно лира, – И вот начало пира В вечерней полумгле. По мраморной дороге, Прекрасны, словно боги, Они выходят в сад. У старших наги ноги И радостен наряд, А те, что помоложе, Совсем обнажены, Загар на тонкой коже, И все они похожи На вестников весны.

«В недосягаемом чертоге…»

В недосягаемом чертоге Жила Царица красоты, И с нею были только боги И легкокрылые мечты. Озарена святым блаженством, И безмятежна, и ясна, Невозмутимым совершенством Сияла радостно она. Легко сотканные одежды Едва касались нежных плеч. Отрадным веяньем надежды Приветная звучала речь, И только лёгкие мечтанья К ней возносились от земли, А люди, бренные созданья, Её достигнуть не могли. Катилось кроткое светило Над тихим плеском горних рек, Дневное ж солнце не всходило Над миром радостным вовек. Но злой Дракон, кующий стрелы, Свою и здесь насытил злость. Однажды в дивные пределы Вступил нежданный, странный гость. Смотрел он дико и сурово, Одежда вся была в пыли. Он произнёс земное слово, Повеял запахом земли, И пред Царицею смущённой, Охвачен вихрем злых тревог, Мольбами страсти исступлённой Он огласил её чертог. Смутились радостные боги, Померкли светлые мечты, Всё стало призрачно в чертоге Царицы дивной красоты, – И в тяжкой муке отвращенья Вкусила смерть Царица грёз, И Змей в безумстве злого мщенья Свой лик пылающий вознёс.

1 2 3 4 5 6 7-42