Рожденный не в первый раз и уже не первый завершая круг внешних преображений, я спокойно и просто открываю мою душу. Открываю, – хочу, чтобы интимное стало всемирным.
Тёмная земная душа человека пламенеет сладкими и горькими восторгами, истончается и восходит по нескончаемой лестнице совершенств в обители навеки недостижимые и вовеки вожделенные.
Жаждет чуда, – и чудо дастся ей.
И разве земная жизнь, – Моя жизнь, – не чудо? Жизнь, такая раздробленная, такая разъединённая и такая единая.
«Ибо всё и во всём – Я, и только Я, и нет иного, и не было и не будет».
«Вещи есть у меня, но ты – не вещь Моя; ты и Я – одно».
«Приди ко Мне, люби Меня».
«Я был один в моём раю…»
Я был один в моём раю,И кто-то звал меня Адамом.Цветы хвалили плоть моюПервоначальным фимиамом.И
первозданное зверьё,Теснясь вокруг меня, на телоЕщё невинное моёС любовью дикою глядело.У ног моих журчал ручей,Спеша лобзать стопы нагие,И отражения очейМне улыбалися, благие.Когда ступени горных плитРоса вечерняя кропила,Ко мне волшебница ЛилитСтезёй лазурной приходила.И вся она была легка,Как тихий сон, – как сон безгрешна,И речь её была сладка,Как нежный смех, – как смех утешна.И не желать бы мне иной!Но я под сенью злого древаЗаснул… проснулся, – предо мнойСтояла и смеялась Ева…Когда померк лазурный день,Когда заря к морям склонилась,Моя Лилит прошла как тень,Прошла, ушла, – навеки скрылась.
«Мы поклонялися Владыкам…»
Мы поклонялися ВладыкамИ в блеске дня и в тьме божниц,И перед каждым грозным ликомМы робко повергались ниц.Владыки гневные грозили,И расточали гром и зло,Порой же милость возносилиТак величаво и светло.Но их неправедная милость,Как их карающая месть,Могли к престолам лишь унылость,Тоской венчанную, возвесть.Мерцал венец её жемчужный,Но свет его был тусклый блеск,И вся она была – ненужныйИ непонятный арабеск.Владык встречая льстивым кликом, –И клик наш соткан был из тьмы, –В смятеньи тёмном и великомЧертог её ковали мы.Свивались пламенные лица,Клубилась огненная мгла,И только тихая ДенницаНе поражала и не жгла.
Пилигрим
В одежде пыльной пилигрима,Обет свершая, он идёт,Босой, больной, неутомимо,То шаг назад, то два вперёд, –И, чередуясь мерно, далиВстают всё новые пред ним,Неистощимы, как печали, –И всё далек Ерусалим…В путях томительной печали,Стремится вечно род людскойВ недосягаемые дали,К какой-то цели роковой.И создаёт неутомимоСудьба преграды перед ним,И всё далек от пилигримаЕго святой Ерусалим.
«На Ойле далёкой и прекрасной…»
На Ойле далёкой и прекраснойВся любовь и вся душа моя.На Ойле далёкой и прекраснойПесней сладкогласной и согласнойСлавит всё блаженство бытия.Там, в сияньи ясного Маира,Всё цветёт, всё радостно поёт.Там, в сияньи ясного Маира,В колыханьи светлого эфира,Мир иной таинственно живёт.Тихий берег синего ЛигояВесь в цветах нездешней красоты.Тихий берег синего Лигоя –Вечный мир блаженства и покоя,Вечный мир свершившейся мечты.
«Звезда Маир сияет надо мною…»
Звезда Маир сияет надо мною, Звезда Маир,И озарён прекрасною звездою Далёкий мир.Земля Ойле плывёт в волнах эфира, Земля Ойле,И ясен свет блистающий Маира На той земле.Река Лигой в стране любви и мира, Река ЛигойКолеблет тихо ясный лик Маира Своей волной.Бряцанье лир, цветов благоуханье, Бряцанье лирИ песни жён слились в одно дыханье, Хваля Маир.
«Всё, чего нам здесь недоставало…»
Всё, чего нам здесь недоставало,Всё, о чём тужила грешная земля, Расцвело на вас и засияло,О, Лигойские блаженные поля. Этот мир вражда заполонила,Этот бедный мир в унынье погружён, Нам отрадна тихая могила,И, подобный смерти, долгий, тёмный сон. Но Лигой струится и трепещетИ благоухают чудные цветы, И Маир безгрешный тихо блещетНад блаженным краем вечной красоты.
«Когда звенят согласные напевы…»
Когда звенят согласные напевыОйлейских дев,И в пляске медленной кружатся девыПод свой напев, –Преодолев несносные преграды,И смерти рад,Вперяю я внимательные взглядыВ их светлый град.Отрад святых насытясь дуновеньем,С тебя, Ойле,Стремлюсь опять, окованный забвеньем,К моей земле.Во мгле земли свершаю превращенья.Покорен я, –И дней медлительных влачатся звенья,О, жизнь моя!
«Блаженный лик Маира…»
Блаженный лик МаираСклоняется к Ойле.Звенит призывно лира, –И вот начало пираВ вечерней полумгле.По мраморной дороге,Прекрасны, словно боги,Они выходят в сад.У старших наги ногиИ радостен наряд,А те, что помоложе,Совсем обнажены,Загар на тонкой коже,И все они похожиНа вестников весны.
«В недосягаемом чертоге…»
В недосягаемом чертогеЖила Царица красоты,И с нею были только богиИ легкокрылые мечты.Озарена святым блаженством,И безмятежна, и ясна,Невозмутимым совершенствомСияла радостно она.Легко сотканные одеждыЕдва касались нежных плеч.Отрадным веяньем надеждыПриветная звучала речь,И только лёгкие мечтаньяК ней возносились от земли,А люди, бренные созданья,Её достигнуть не могли.Катилось кроткое светилоНад тихим плеском горних рек,Дневное ж солнце не всходилоНад миром радостным вовек.Но злой Дракон, кующий стрелы,Свою и здесь насытил злость.Однажды в дивные пределыВступил нежданный, странный гость.Смотрел он дико и сурово,Одежда вся была в пыли.Он произнёс земное слово,Повеял запахом земли,И пред Царицею смущённой,Охвачен вихрем злых тревог,Мольбами страсти исступлённойОн огласил её чертог.Смутились радостные боги,Померкли светлые мечты,Всё стало призрачно в чертогеЦарицы дивной красоты, –И в тяжкой муке отвращеньяВкусила смерть Царица грёз,И Змей в безумстве злого мщеньяСвой лик пылающий вознёс.