Том 7. Пьесы
Шрифт:
Даша. Это от абажура.
Селявина. Вы очень устали.
Даша. Да. Но это ничего.
Селявина. А вы упрямая.
Даша. Я не упрямая. Мне здесь хорошо. Я все равно в другом месте не смогу спать.
Селявина. Как больной? Не приходил в себя?
Даша. Нет.
Селявина. Ночью не стонал?
Даша. Стонал. Сначала очень сильно стонал и пытался поворачиваться. Мне даже показалось, что
Селявина. Это часто бывает.
Даша. Да. Но это очень страшно. Вы понимаете — он еще не знает, что у него нет ноги. (Закрывает лицо руками.)
Селявина. Поэтому, когда он придет в себя, вы должны быть крайне осторожны.
Даша. Я понимаю.
Селявина. Сразу нельзя говорить. Надо очень деликатно. Надо найти слова… Такие слова…
Даша. Я найду.
Селявина. Беда! В таком цветущем возрасте лишиться ноги…
Даша. Ничего, Антонина Васильевна, это ничего. Главное — он жив. Вы понимаете — жив! Какое счастье! Который час?
Селявина. Восьмой. (Прислушивается к дыханию Андрея.)Дышит ровно.
Даша. Ему ночью впрыснули пантопон. (Поднимает шторы.)Господи, какое утро! (Подходит к кровати, смотрит на Андрея и тушит лампочку.)Он часто просит пить. Давать? Я не знаю.
Селявина. Это очень хорошо. Давайте побольше. Томатный сок еще есть?
Даша. Есть.
Селявина. Давайте томатный сок. Давайте шиповник. Давайте воду с сахаром. Я еще зайду. (Уходит.)
Те же, без Селявиной.
Даша (вытирает себе лицо, намочив полотенце из графина, прибирает растрепавшиеся волосы под косынку, отчего ее лицо становится старше и строже. Подходит к окну, стоит, сильно освещенная солнцем, за окном падает сверкающая капель). Какое утро! Какое утро! (Подходит к койке и долго смотрит в лицо Андрея. Очень тихо.)Я тебя люблю.
Пауза.
Андрей (в бессознательном состоянии). Водички!
Даша. Пей, родненький!
Андрей (медленно приходит в себя). Что это было? Где я?
Даша. В госпитале.
Андрей. Вы сестра?
Даша. Сиделка.
Андрей. Стало быть, мамаша. (Пытается подняться, стонет.)Ох!
Даша.
Андрей. Мамаша, выходит, я ранен?
Даша. Да.
Андрей. Руки целы. Голова… (Ощупывает забинтованную голову.)Сильно?
Даша. Довольно большая ссадина над левой бровью. Кожа сорвана, но уже заживает, а кость цела.
Андрей. Это меня, видать, об налобник стукнуло, когда под гусеницу мина попала, да я сгоряча не заметил. Петушки взяли?
Даша. Я не знаю. Какие Петушки?
Андрей. Главный ихний узел сопротивления. Деревня Петушки. Ну, как же! Петушки все знают… Это какой госпиталь? Далеко от фронта?
Даша. Далеко. Может быть, слышали — город Щеглы?
Андрей. Не слыхал. Где это?
Даша. На Волге.
Андрей. Ух ты! Мамаша, выходит, я тяжело ранен? Не пойму — куда?
Даша. В грудь навылет. Пуля прошла на два сантиметра ниже сердца.
Андрей. Ага. То-то у меня будто что-то давит в спине. Ай!
Даша. Поэтому нельзя подыматься и поворачиваться. Если надо, вы скажите, я вас поверну. А сами не ворочайтесь!
Андрей. Спасибо, мамаша. А ноги целы?
Даша. Левая нога сильно задета.
Андрей. Ступня и пальцы?
Даша. Да.
Андрей. Понятно. То-то у меня левая ступня ноет и довольно-таки крепко пальцы болят. Как пошевелишь, так они и болят. А вся нога — как бревно. Не двинешь. Что она у меня, в лубках, что ли?
Даша. Да. Только вы так много все-таки не разговаривайте. Вам еще нельзя.
Андрей. Хромой не останусь?
Даша. Вам свет из окна не мешает? В глаза не бьет? Может быть, немного прикрыть?
Андрей. Спасибо, мамаша, не стоит. Пускай мне солнышко посветит.
Даша. Почему вы меня называете «мамаша»?
Андрей. А как же! Сиделка — стало быть, мамаша.
Даша. Разве я такая солидная?
Андрей. По голосу будто нет. А по наружности — не скажу. Перевязка мешает как следует видеть.
Даша. Не подымайтесь, не подымайтесь! Я сама. (Становится так, что Андрей ее лучше видит.)Ну?
Андрей. Верно, на мамашу не похожи. Скорей всего сестра. Да и то младшая. Сестренка.
Даша. Так и зовите.
Андрей. Ладно. Сестренка! (Смеется. Вдруг, что-то вспомнив, делается озабоченным.)Сестренка, а документы мои не пропали? Записная книжка, комсомольский билет… (Застенчиво.)Фотокарточка одна была. В порядке?