Том 7. Пьесы
Шрифт:
Бабушка одна.
Бабушка (подходит, садится на крылечке своего домика, отдыхает). Ах вы, мои милые! Ах вы, мои хорошие! Сколько вдруг солнца, зелени, молодости…
Входит Даша.
Даша (взволнованно). Бабушка! Андрей у нас?
Бабушка. Нет.
Даша.
Бабушка. И не приходил.
Даша. Тогда я не понимаю… Бабушка, по-моему, с Андреем что-то случилось.
Бабушка. Бог с тобой!
Даша. Оказывается, вчера, рано утром, потихоньку, ничего мне не сказав, он выписался из госпиталя, взял вещи и ушел. Куда — неизвестно.
Бабушка. Мало ли куда.
Даша. Ему некуда.
Бабушка. Не беспокойся. Явится. Придет.
Даша. Бабушка! Я чувствую — не придет. Больше никогда не придет.
Бабушка. Что ты, что ты! У вас, может быть, вышло что-нибудь? Поссорились?
Даша. Нет, ничего.
Бабушка. Может быть, у тебя какое-нибудь неловкое слово вырвалось… про ногу его?
Даша. Бабушка! Как вы можете?!
Бабушка. Тогда что же?
Даша. Не знаю.
Бабушка. Не знаешь? Точно?
Даша. Мне кажется, что в последнее время он сильно ко мне изменился. Третьего дня мы гуляли с ним в городском саду. Андрюша с непривычки устал. Мы сели на лавочку. Сидим рядышком, смотрим на Волгу. А Волга внизу течет, такая широкая, медленная, красивая. И большое белое облако в ней отражается. И будто струйки воды от этого облака по кусочку отрывают и уносят. И вдруг мне так жалко стало Андрюшу — прямо душа разрывается. Я положила ему руку на плечо, как всегда, и говорю: «Андрюшечка, дружочек мой милый!» А он вдруг взял мою руку, снял с плеча и так спокойно, не торопясь положил на скамейку. «Не надо, говорит, Даша. Хорошенького понемножку. Поиграли — и будет». И губы прикусил. А у самого глаза холодные, далекие, и куда-то мимо меня смотрят, за Волгу. Разлюбил он меня, бабушка.
Пауза.
Вы идите, бабушка. Я здесь постою. Мне одной побыть надо.
Бабушка. И то правда. Побудь одна. Может, он и подойдет. (Уходит.)
Даша одна.
Даша. Не пойму я его. Будто любит. И будто не любит. (Всматривается.)Идет кто-то. Военный. Не он ли?
Вася входит, прихрамывая, с тремя вазонами цветов, пакетами, кульками. Даша делает движение к нему, но видит, что обозналась, останавливается.
Вася.
Даша. Да.
Вася. Гвардии ефрейтор Девяткин.
Даша (радостно). Василий Иванович! Голубчик!
Вася. Так точно. Ну как, подходящий?
Даша. Чудесный.
Вася. Слава богу. А то я сильно боялся, что моя личность вам не понравится. Так могу я надеяться?
Даша. На что надеяться?
Вася (застенчиво). Ну, на то, на что я в своих письмах намекал.
Даша. Я, право, не знаю. Это вы с бабушкой поговорите. (Кричит в дверь.)Бабушка! Скорее! Василий Иванович Девяткин пришел! (Убегает.)
Вася один.
Вася. Сразу видать — правильная девушка. «Вы, говорит, для меня вполне подходящий, но надо прежде спросить у бабушки». Дескать, как бабушка, так и я. Ну, мы это в два счета обтяпаем.
Входит бабушка.
Бабушка. Голубчик мой! Как я рада вас видеть! (Обнимает его и целует.)Пожалуйте! Милости просим!
Вася. Товарищ бабушка, прежде чем зайти в квартиру, разрешите два слова… Я человек простой, одна тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, вполне здоровый, самостоятельный, люблю хорошо закусить. Алиментов никому не выплачиваю. Так что с этой стороны все в порядке. От вас зависит счастье моей жизни. Или — или. Позвольте сделать предложение.
Бабушка. Кому? Мне?
Вася. Зачем вам? Ксении Петровне.
Бабушка. Которой Ксении Петровне? Ложкиной?
Вася. Ложкиной.
Бабушка. Я и есть Ксения Петровна Ложкина.
Вася. Вы — Ксения Петровна? Ложкина? Город Щеглы, Кооперативная, десять, квартира два.
Бабушка. Я самая. Одна тысяча восемьсот семьдесят второго года рождения.
Вася. А концентраты кто посылал?
Бабушка. Я.
Вася (роняет покупки и садится на ступеньки). Вот это называется не угадал, так уж не угадал!.. И никаких квадратов. Я извиняюсь, а девушка, с которой я только что тут разговаривал, — это кто же такая будет?
Бабушка. Это моя внучка Даша.
Вася. Тоже Ложкина?
Бабушка. Тоже Ложкина. Но, к сожалению, ее сердце уже занято.
Вася. Занято? Так. А других Ложкиных, девушек, нет?