Том 7. Стихотворения

Сологуб Федор Кузьмич

«Мой ландыш белый вянет…»

Мой ландыш белый вянет, Но его смерть не больная. Его ничто не обманет, Потому что он хочет не зная, И чего хочет, то будет, Чего не будет, не надо. Ничто его не принудит, И увяданье ему отрада. Единая Воля повсюду, И к чему мои размышленья? Надо поверить чуду Единого в мире хотенья.

«Иду

в смятеньи чрезвычайном…»

Иду в смятеньи чрезвычайном, И, созерцая даль мою, Я в неожиданном, в случайном Свои порывы узнаю. Я снова слит с моей природой, Хотя доселе не решил, Стремлюсь ли я своей свободой, Или игрой мне чуждых сил. Но что за гранью жизни краткой Меня ни встретит, — жизнь моя Горит одной молитвой сладкой, Одним дыханьем бытия.

«Давно мне голос твой невнятен…»

Давно мне голос твой невнятен, И образ твой в мечтах поблёк. Или приход твой невозвратен, И я навеки одинок? И был ли ты в моей пустыне, Иль призрак лживый, мой же сон, В укор неправедной гордыне Врагом безликим вознесён? Кто б ни был ты, явись мне снова, Затми томительные дни, И мрак безумия земного Хоть перед смертью осени.

«Восходит Змий горящий снова…»

Восходит Змий горящий снова, И мечет грозные лучи. От волхвования ночного Меня ты снова отлучи. Труды подъемлю, — на дороги Пойду безумен, зол и мал, Забыв полночные чертоги, Где я словам твоим внимал. Но из земли возникнут снова Твои холодные ключи, — Тогда меня, всегда земного, Ты в тихий сумрак заключи.

«Ты в стране недостижимой…»

Ты в стране недостижимой, — Я в больной долине снов. Друг, томительно любимый, Слышу звук твоих шагов. Содрогаясь, внемлю речи, Вижу блеск твоих очей, — Бледный призрак дивной встречи, Привидение речей. Расторгают эвмениды Между нами все пути. Я изгнанник, — все обиды Должен я перенести. Жизнью скучной и нелепой Надо медленно мне жить, Не роптать на рок свирепый, И о тайном ворожить.

«И я возник из бездны дикой…»

И я возник из бездны дикой, И вот цвету, И созидаю мир великий, —

Мою мечту. А то, что раньше возникало, — Иные сны, — Не в них ли кроется начало Моей весны? Моя мечта — и все пространства, И все чреды, Весь мир — одно моё убранство, Мои следы. И если ныне в бедном теле Так тесно мне, — Утешусь я в ином пределе, В иной стране.

«Наивно верю временам…»

Наивно верю временам, Покорно предаюсь пространствам, — Земным изменчивым убранствам И беспредельным небесам. Хочу конца, ищу начала, Предвижу роковой предел, — Противоречий я хотел, Мечта владычицею стала. В жемчуги, злато и виссон, Прелестница безумно-злая, Она рядит, не уставая, Земной таинственный мой сон.

«Если трудно мне жить, если больно дышать…»

Если трудно мне жить, если больно дышать, Я в пустыню иду — о тебе помечтать, О тебе рассказать перелётным ветрам, О тебе погадать по лесным голосам. Я позвал бы тебя, — не умею назвать; За тобой бы послал, — да не смею послать; Я пошёл бы к тебе, — да не знаю пути; А и знал бы я путь, — так боялся б идти. Я холодной тропой одиноко иду, Я земное забыл и сокрытого жду, — И безмолвная смерть поцелует меня, И к тебе уведёт, тишиной осеня.

«Безгрешный сон…»

Безгрешный сон, Святая ночь молчанья и печали! Вы, сестры ясные, взошли на небосклон, И о далёком возвещали. Отрадный свет, И на земле начертанные знаки! Вам, сёстры ясные, земля моя в ответ Взрастила грезящие маки. В блестящем дне Отрада есть, — надежда вдохновенья. О, сёстры ясные, одна из вас ко мне Сошла в тумане сновиденья!

«Прикован тяжким тяготением…»

Прикован тяжким тяготением К моей земле, Я тешусь кратким сновидением В полночной мгле. Летит душа освобождённая В живой эфир, И там находит, удивлённая, За миром мир. И мимоходом воплощается В иных мирах, И новой жизнью забавляется В иных телах.

«Понимать твою игру…»