Том 8(доп.). Рваный барин
Шрифт:
Е. Осьминина. Про купца, мужика, солдата – и барина
Точнее следовало бы написать так: про доброго купца, умного мужика, верного солдата и… а вот барин бывал самым разным. То «рваным», то «подбитым», то «веселым».
Все они – герои рассказов начала века, революционных очерков и крымских сказок Ивана Сергеевича. Из этих произведений составлен настоящий том «раннего» Шмелева; о них и пойдет речь.
Он начал с КУПЦА.
Нет, фактически-то Шмелев начинал с городового, мельника и валаамских монахов. Но то были «пробы пера», после которых он замолчал лет на десять. И на профессиональный путь вступил (больше с него не сходя) – с описанием родного купеческого Замоскворечья в «Распаде» (1906) и в небольших рассказах для детей. Почти все они имеют подзаголовок «Из рассказов моего приятеля», указывающий на автобиографичность произведений [1] . Многие фигуры писатель взял из своего детства.
1
«То, что дано мною под заголовком „Из рассказов приятеля“ – действительность, свидетелем и участником коей б. „мой приятель“. Много фигур прошло перед его глазами, грубых и нежных, трогательных, властных и несчастных. „Рваный барин“ одна из них. Многое опущено в рассказе, дабы не вводить читателя в ужасы жизни, и оттого пострадала яркость. Настенька, напр. Она играла и сыграла не такую эпизодическую роль. Романический элемент опущен. Косвенно он прошел в повести моей „Распад“, печат. в „Р. Мысли“ и включенный в 1-й том мой, выходящий осенью в издании „Знания“» (Шмелев И. С. Письмо Н. А. Альмендинген от 7 августа 1910 г – Цит. по: Вильчинский В. И. С. Шмелев в журнале «Родник» // Русская литература. 1966. № 3. С. 189).
Захар Хмуров из «Распада» – это Егор Васильевич Шмелев (1838–1897), двоюродный дядя и сосед будущего писателя, действительный владелец кирпичного завода на Воробьевых горах [2] . Леня, его сын – Алексей Егорович Шмелев (1867–1887). Сведения о них содержатся в ответе писателя на дореволюционную анкету: «Убийство Ал. II потрясло. Закопошились вопросы. Во дворе говорили о как-то нигилистах. Сильнейшее впечатление оставило самоубийство троюродного брата – студента технолога (в связи с политич. настроениями). Чувство жути пережил» [3] .
2
Этот кирпичный завод еще до 1815 года принадлежал прадеду И. С. Шмелева и переходил, очевидно, старшему сыну. В конце XIX века там было занято 70 рабочих, но производство уже считалось отсталым. В 1894 году Егор Васильевич завод продает. По свидетельству Т. И. Грико, его почерк на письме «не твердый, дрожащий». Все эти сведения, а также все даты жизни родственников И. С. Шмелева даны по: Грико Т. Шмелевы // Былое. 1997. № 2. С. 14–15.
3
Шмелев И. С. Ответ на анкету В. Чешихина (Ч. Ветринского). 1911. – ОР ГЛМ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 366.
Семья Хмуровых, по-видимому, списана с семьи дяди Егора: бабка Василиса – Надежда Тимофеевна (1818 – после 1880), жена – Екатерина Семеновна (1843–1901). Обстановка же в доме изображена совершенно в островско-горьковском духе: классическое «темное царство» с противопоставлением патриархальных отцов и революционных детей, жестокими нравами и затягивающим бытом: подробно, выпукло нарисованным «предметным миром» Отлично, кстати говоря, нарисованным. Не зря чуткий Ю. И. Айхенвальд написал Шмелеву после «Распада»: «Страницы „Рус. Мысли“ отныне открыты для Вас…» [4]
4
Айхенвальд Ю. И. Письмо И. С. Шмелеву от 12 ноября 1926 г. – РГАЛИ, ф. 1175, оа 2, ед. хр. 174. «Распад» печатался в № 8, 9 «Русской мысли» за 1907 г.
Другой дядя писателя – Павел Иванович Шмелев (1847–1873), родной брат отца, – возможно, послужил прототипом для «книжного» человека из «Полочки», вероятно, тут присутствуют и черты деда [5] .
Этих людей Шмелев лично не знал, и в рассказе выразилась его определенная «просветительская» [6] программа.
Зато хорошо знал (подробно описал в «Автобиографии») и горячо любил героя остальных детских рассказов – отца, Сергея Ивановича Шмелева (1842–1880). «Отец был простой, необразованный человек, но он имел сердце и умел понимать другого» («Рваный барин»). «Он был простой души, мой отец. Он ничего не понимал в тонкостях душевной жизни. Но он был мягок сердцем, мой простой отец… Он был чуткий и добрый человек». «Это был человек, который любил давать» («Светлая страница»).
5
Они описаны в «Автобиографии» (см. т. 1 наст. Собр. соч.) и в газетном варианте «Лета Господня»; отрывок так колоритен, что хочется привести его полностью:
«…А дедушку „театралом“ звали. Горкин мне сказывал: – Грех вышел… прабабушка Устинья в феврале месяце преставилась, и сороковой день на третьей неделе поста выходил. А дедушка, по секрету тебе скажу, в тиятры любил, как вот папашенька. И дяденька твой покойный любил в тиятры, а от людей таились. Скажет ему Иван Иваныч – побудь в банях у сборки, мне по важному делу надо. Уйдет, а Пал Иваныч к сборке приказчика поставит, а сам в тиятры. Да и наскочи на папеньку, нос к носу. – „Как ты, такой-сякой, здесь, сборку покинул?“ А тот, такой смех, шустрый был: „А вы, папашенька, кажется, по делам поехали… Ну, и я тоже по делам“. На том и помирились – „Пойдем, говорит, путаник, вместе смотреть, раз уж такое дело“. Так вместе потом и стали: „Поедем, говорит, по делам!“ – и засмеются. Ну, вот, отошла прабабушка, шибко дедушка горевал. А был у него билетик, загодя куплен, до кончины… какая-то важная приезжала петь, итальянка, помнится: живой, говорили, соловей Приехала постом, на второй неделе, и сорок ден еще не вышло. Крепился-крепился дедушка, пришел со мной посоветоваться, от совести: „Деньга заплачены, полсотни место, и такой случай… Как ты скажешь?“ – „Что ваша, говорю, совесть скажет“. Пошел, голову повесил. Да еще пост Великий. Поутру и говорит мне: „Согрешил, Панкратыч… на небе, говорит, побывал 1 принял грех, замолю“. Правда, два раза отговел» (Возрождение. 1940. 26 апр. № 4233. С. 5).
6
«Полочка» печаталась в просветительском детском журнале известного педагога Д. И. Тихомирова «Юная Россия» (1901. № 1), так же как и «Светлая страница» (1910. № 10–11), «Солдат Кузьма» (1915. № 1), «Как мы летали» (1918. № 1–2).
Итак, купец должен быть ДОБРЫМ! Это идеал для Шмелева – и уже в своем дореволюционном творчестве он – найдя доброту и жестокость, идеал и его противоположность – показывает их.
Доброта отца проявляется в самых разных ситуациях. Он спасает лошадь («Светлая страница»), подбадривает «Солдата Кузьму», без него позднее так плохо живется («Как мы летали»). И конечно, помогает «Рваному барину» – этому униженному и оскорбленному, гордому и надорванному человеку из народа.
В «Рваном барине» есть и обличительные мотивы (которые вообще сильны у раннего Шмелева). Есть и влияние Достоевского – рассказ писался почти одновременно с «Человеком из ресторана», названного критикой современными «Бедными людьми». Но есть и другое – желание «быть писателем родным, национальным в лучшем смысле слова» [7] , которое в это время начинает владеть Шмелевым Не случайно он писал редактору журнала, где печатался «Рваный барин»: «НАЦИОНАЛЬНЫ д. б., по-моему, темы. Как национальна д. б. и литература, последнее время в молодых представителях своих ушедшая в какой-то тупик… И когда я говорил о БЛИЗКОМ массе, что должно б. предметом детск. журналов, я понимал это в смысле родного, нашего, русского» [8] .
7
Шмелев И. С. Письмо М. Горькому от 1 марта 1910 г. – Цит. по: Михайлов О. Н. Вступительная статья в кн. И. С. Шмелева «Повести и рассказы». – М., 1960. С. 20.
8
Шмелев И. С. Письмо Н. А. Альмендинген от 10 апреля 1910 г. – Цит. по. Вильчинский В. И. С. Шмелев в журнале «Родник» // Русская литература. 1966. № 3. С. 187–188. «Рваный барин» печатался в «Роднике» в 1911, № 5, 6.
И вот в «Праздничных героях» эта доброта, сострадание к «маленьким людям» становится национальной чертой, входит в определенный жизненный уклад. Любовное единение людей в религиозный праздник… Это было у Шмелева еще в начале века! Как справедливо отметил дореволюционный рецензент:
«Перед читателем живо встает русская старинная действительность, чувствуется атмосфера простых отношений, непосредственное сближение людей разных социальных положений, хотя бы только и в праздничные дни. Это единение, по-видимому, и дорого самому автору» [9] .
9
(Б. п.). Шмелев И. «Догоним солнце» // Новости детской литературы. 1916. № 5. С. 25.
В русской литературе традиционно выразителем «родного» считался человек из простонародья: проще говоря, русский МУЖИК. Он становится героем Шмелева к началу десятых годов.
В ряде рассказов сомневающимся интеллигентам и даже бывшим революционерам противопоставлены мужики, ведущие обозы; плотогоны. Они знают свои идеалы и истины, у них все «верно и просто, все ясно и оправдано». В письмах Шмелев продолжает говорить о «заложенной» в народе «силе духа» [10] , о желании «покатить» по Руси: «И какие сокровища можно бы увидеть!» [11]
10
Шмелев И. С Письмо В. Г. Короленко от И июня 1909 г, – Цит. по: Черников А. П. Повесть И. С. Шмелева «Под небом» // Проблемы истории русской литературы. – Тула, 1973. С. 92.
11
Шмелев И. С. Письмо И. А. Белоусову от 21 января 1910 г. – Цит. по: Письма И. С. Шмелева к Н. С. Клестову-Ангарскому /Публ. А. П. Черникова // Записки ОР РГБ. Вып. 45. – М., 1986. С. 254.
Наиболее же полно это чувство «народности, русского, родного» выразилось в очерках «Суровые дни» – времени первой мировой войны. Шмелев так объяснял историю их создания: «Я охотно принял предложение „Сев. зап.“ – писать сколько угодно о впечатлениях от восприятия войны в деревне. Жил я тогда в Калуж. губ. (летом 1914 г. снимал дачу в селе Оболенском Малоярославского уезда. – Е. O.) повидал кой-что. Заинтересовался предложенной мне задачей». [12]
12
Шмелев И. С. Письмо А. Г. Горнфельду от 18 ноября 1915 г. (по поводу предложения С И. Чайкиной, издательницы петербургского журнала «Северные записки»: прислать произведения о «настроениях» тех людей, среди которых находился писатель). – Цит. по: Черииков А. П. Проза И. С. Шмелева. – Калуга, 1995. С. 168. «Суровые дни» с подзаголовком «В деревне» печатались в «Северных записках» № 8, 9, 10, 11, 12 за 1914 г. и в № 1, 10, 11/12 за 1915 г., а потом вошли в т. 7 Собр. соч. И. С. Шмелева.
Шмелев не склонен идеализировать ни обитателей деревни Большие Кресты, ни условия их жизни. Он показывает тоску и обнищание, которое несет война деревне, и горькое пьянство, и дикие нравы, темноту народа. И.неизвестно чем еще обернется эта война – каков будет «оборот жизни».
Но все же русский мужик для Шмелева – человек, знающий «сокровенную тайну – жизнь-смерть», умеющий делать самое сложное в жизни – умереть достойно. Русский человек умеет простить и найти слова прощения, умеет протрезветь, оглянуться на свою жизнь и зажить по-другому. И не случайно кончается цикл очерком «Правда дяди Семена» (см.: т. 1 наст. Собр. соч., там же – и «Знамения»): «Он – не он. Это вся тяжелой жизнью выученная, мудрая, болеющая Россия, скорбящая и все же непоколебимая». «Мудрый» – постоянный эпитет Шмелева.
Итак, мужик должен быть мудрым. УМНЫМ.
И со своей «военной деревенской темой» Ив. Шмелев оказался в эпицентре литературных споров.
«Суровые дни» следует рассматривать вместе с военными патриотическими корреспонденциями В. Брюсова, статьями Л. Андреева, Особенно же – спокойствие, серьезность, объединение народа у Шмелева – напоминают образы А, Толстого из очерков «На войне». Такой, например: «Словно вся Россия стала одним хозяйством, пришло время жатвы и все, взяв серпы, пошли жать» [13] .
13
Цит. по: Толстой А. Н. Полн. собр. соч. – М., 1949. Т. 3. С. 9.