Том 8(доп.). Рваный барин
Шрифт:
– Очень странно рассуждаете! Рыболов замолчал.
– Много он про труд понимает! – сказал артиллерист. – Рыбку ловить да папироски палить! Их теперь жгет, нам свобода досталась через революцию всего народу. У нас тоже, в Пензенской губернии, имении Островумова… землю сдает по тридцать рублей всю, а сам только рыбку ловит. Всю именью дочиста разбили, брат писал. Убег! Рыги все пожгли, хлеб поделили. Будя, похозяйствовал. Сам бы побег, дай срок… Закрутил письмо, чтобы отписали, чего моим пришлось. Быки у него были породистые… Коровы этой вот масти, голанской, – маленькие рожки, сами черные.
– Это важный вопрос, – сказал писарь. – Специализация земли и всего инвентаря!
– А людям, небось, пятачка не додадут!
– Управляющий два миллиона нажил да три имения!..
– Уж кто про эти безобразия знает – так это я! – сказал артиллерист, присаживаясь под статуей. – Сажайся, товарищи.
Все расположились в кружок, закурили. Один бородатый растянулся на спину и поставил негнувшуюся коленку. Поздняя, черно-красная бабочка попорхала над ними и села на коленку. Паренек поймал ее осторожно за крылышки, подул и пустил. И смотрел, как она летела над прудом.
– Синицы-то как, – начал артиллерист. – Погожая осень будет. Вот и говорю. Я все края прошел, по всяким эконо-миям, всего наслушался, навидался. Жил, например, я в Калужской губернии, в конюхах. Дом, сто годов ему, в четыре этажа, как монастырь… Дугами крылья по три этажа. Напротив дома роскошная луговина в три десятины и все каменным забором обведено, с дырками по рисунку. Камень-то что-о! Огромадную крепость можно ставить – не уберешь! Сто три комнаты, в каждой сколько небели на сколько тыщ, замечательной ореховой да карельской, на всяких ножках. Такими… винтовые ножки есть, как вот штопор! А то пузатые, а то горбатые… столики из кусочков, как вот одеяло из лоскутков, египетской работы! Есть столы, глядеться можно. Есть такого дерева, что мухи дохнут от воздуха, ей-Богу! Мертвое дерево называется… как гробом пахнет старинным. Небель барин один в музей торговал, четыреста тыщ давал – не отдали! Теперь знак вопроса: кто ж все это исхитрился удержать?!
– Понятно, кто, – сказал бородатый. – Я энти все дела небельные хорошо понимаю. Дед столяр был, у Шмита жил, а до него у барина, дворовый – крепостной зависимости. Он ему такие штукатулки делал секретные, а одну уделал такую, что голова!., старикова голова, а ближе глядеть страм-но! Из разного дерева бабы наделаны голые, спутаны руками-ногами. Я счас про ево расскажу…
– Нет, ты мне дай сперва сказать про дом! Генерал Болдырев был сперва барином, сто лет прошло. Ему царица подарила за подхоящие дела, понятно…
– Самое их дело.
– Хороший был кобель, во какие сапоги носил! – показал артиллерист на костыле мерку. – Портрет его видал в золотой раме – мо-орда! Носина, как осина, глазищи выпучены, чисто бляхи оловянные, а волосы мукой тогда присыпали для чистоты, сволочи! А брюхо было… бочонки там показывают, пиво пил, – так ему этот самый бочонок выпить. Вот такой вот, как селедошный, за день задувал! Гроб на лестнице заворотить не могли, на канатах спускали!
– Не боялась его, энта-то!
– Чего они боятся? – заругался артиллерист и с наслаждением затянулся папироской. – Хороший табак стали делать. Ну, вот царица ему и говорит: «Раз ты мне уважил, бери денег без счету, все казенные сундуки к твоим услугам! Мне с народу кажный божий день выходит сто миллионов!» – Вот он и примусолился сказывать. Зовет сейчас анхитектора Ваську. Крепостной у него был, выучил его генерал наукам, как дворцы строить. Вот анхитектор и приходит из Питер-бурха. – «Выучился строить, такой-сякой?» – «Выучился, ваше превосходительство!» – «Ну, говорит, вот тебе сто сорок тыщ, строй мне дворец, какого ни у кого нет! Можешь?» – «Могу-с». – «Ну, допрежде я тебя постращаю», – говорит. – «Выпороть его, говорит, на конюшне в тридцать плетей». – Ей-Богу!
– Они всегда такую манеру брали, – сказал писарь. – Я в запрещенных книгах читал…
– Погоди. Ну, взмолился анхитектор. Стал по-французски говорить, умел. Что уж там говорил – неизвестно, а барин говорит: «Раз ты по-французски умеешь разговаривать, стыдно мне тебя так, за ничего пороть. А делай мне на совесть». И укатил за границу. Велел ему отпускать все ма-терьялы и капиталы. Вот и почал строить. Пять тыщ народу согнал, кирпишный завод сделал специально. Простроил полтораста тыщ, бьет телеграмму – готово! Приезжает барин. Оглядел, по комнатам походил. «Хорош-то, говорит, хорош, да надо мне поглядеть, как издаля будет себя оказывать. Запрягайте мне, говорит, тройку борзых лошадей». Запрягли. «Давайте мне позорную трубу!» Прихватил анхитек-тора с собой, покатил за бугор, за десять верст. Встал на бугру, глядит в позорную трубу на дворец. Глядел-глядел да ке-эк его трубой по морде свистнет! «Никакого виду нет, как гроб!» На конюшню драть! Отодрал, призывает. «Все сломать, сволота, по другому плану строй!» И опять на три года за границу закатился. А велел триста тыщ отпустить из казенных денег. Ну, что делать? Девять ночей анхитектор думал, план наводил. Зачал сызнова строить. Десять тыщ народу со всех деревень согнал. Пять годов строил. Приезжает генерал. Дворе-ец – каких и на свете не бывало. Тыща оков, триста столбов каменных… всякая штука замечательная. Поглядел генерал, с радости заплясал комаря. Кричит – нигде такого нет, у меня только! А еще с им немец ученый приехал. Левизор по строевой части, тоже расхвалил. Расцеловал барин анхитехтора в обе щеки, выдал в награду сто рублей…
– Вот сквалыжный черт! сто рублей!..
– Ты погоди. Сели обедать ботвинью. Эх, поел бы и я ботвиньицы, с сомовинкой бы соленой! Ну, ладно. Ну, квас, что ль, кислый был или муху нашел в квасу – из-за квасу все дело вышло – и выходит после обеда на балкон. «Да чтой-то, говорит, балконы будто маловаты… столбы не годятся».
– Вот черт!
– Немец его успокаивать стал – отошел. «Да постой, говорит, я не для себя непременно строил, а для всех проезжающих, чтобы меня все удивляли!» Тройку! позорную трубу! Прихватил анхитехтора, покатил. Приложился к бугру в трубку, глядит, плечами дергает. Как увидал анхитехтор, как помчал с бугра-то… на бегу штаны скидает да прямо на конюшню…
– Во как напужал-то, ссук…
– А барин-то за ним, на тройке! Нагнал, подхватил на тройку с лету, – а тот ни жив, ни мертв, в дрожь трясется… «Надевай штаны! – кричат на него, – кто ты такой есть, как фамилие?» – «Анхитектор, говорит, Васька Березкин, крепостной слуга вашего превосходительства».
– Хлопнул его трубой по макушке, пошутил. «Теперь, говорит, ты не анхитехтор крепостной, а анхитехтор Василий Кузьмич Строителев! Дарю тебе волю и фамилие. Очень особенный вид, как на картинке!». И тыщу рублей подарил. Понятно, казенных… Сущая правда.