Томасина
Шрифт:
– Господи, прости меня! Господи, помилуй! Господи, помоги!
Он встал, ушел и оставил над могилой, на ветке огромного бука, единственного свидетеля этой сцены, светло-рыжую кошку с острыми ушками. Она видела все, с начала до конца, и осталась довольна.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
27
Я– Баст, богиня и владычица! Слава Амону-Ра, творцу всего сущего!
Я – грозная богиня, дочь Солнца, повелительница
Я – госпожа и богиня.
Человек снова поклонился мне, призвал меня, вознес ко мне молитву. Было это на утро после той ночи, когда Лори так изменилась и я сама усомнилась в себе.
Я ушла на полянку, где любила размышлять о том о сем. Сук огромного бука нависает прямо над могилой какой-то Томасины. Я лежу на нем и думаю.
Но думать мне не пришлось, ибо, громко бранясь, явился мой враг – Рыжебородый, встал и уставился куда-то, словно сошел с ума.
Потом он подошел к могиле этой Томасины, и с ним что-то случилось. Он заплакал. Он просто голосил и рвал свои рыжие волосы. Он даже упал на колени, а слезы у него так и лились.
И тут он поднял голову и взмолился ко мне. Он покаялся и попросил простить его. Он попросил ему помочь. Что ж, я помогу.
Теперь я не помню, что он был мне врагом, и я его ненавидела. Ненависть прошла, мстить я не буду. Я милостива к тем, кто поклоняется мне.
28
Когда Эндрью Макдьюи добрался до дому, он увидел у двери толпу любопытных. Среди них был констебль Макквори и все три мальчика. Он приготовился к худшему. Но констебль козырнул и сказал:
– Я насчет вчерашнего, сэр…
– Да?
– Вы больше не беспокойтесь. Цыгане уехали. – Он помолчал и прибавил: – Спасибо вам. Плохо мы за ними смотрели.
Макдьюи кивнул.
– А девочка ваша…
– Да?
Макдьюи сам удивился, как покорно и обреченно прозвучал его голос.
– Я буду молиться, чтобы она поправилась.
– Спасибо, констебль.
Мальчики стояли перед ним и хотели что-то сказать. Ветеринар взглянул в лицо своим судьям. Хыоги Стерлинг спросил:
– Можно к ней зайти?
– Лучше бы не сейчас…
– Она умирает? – спросил Джорди.
Хьюги толкнул его и громким шепотом сказал: «Заткнись!»
Макдьюи схватил руку Хьюги.
– Не трогай его! – сказал он и прибавил: – Да. Наверное, умирает.
– Нам очень жалко, – сообщил Джеми. – Я сам буду играть на волынке…
Макдьюи думал: неужели такие мальчишки, словно мудрые судьи, разобрали его дело и не осудили его?
– Что с медведем? – спросил неумолимый Джорди.
Макдьюи понял, что смерть медведя важней для этого мальчика, чем смерть Мэри Руа, но не обиделся и не рассердился, а почувствовал, что правды
– Он ушел, Джорди, и больше страдать не будет, – ответил он. Наградой ему были облегчение и благодарность, засветившиеся в глазах Хьюги Стирлинга.
– Мы знаем, что вы вчера сделали, – сказал Хьюги. – Вы… – Он долго не мог найти слова. – Большой молодец. Спасибо вам, сэр.
– Да, да… – рассеянно отвечал Макдьюи, а потом обратился к толпе: – Идите, пожалуйста. Когда это случится, вам скажут.
И вошел в дом.
Доктор Стрэтси, Энгус Педди, миссис Маккензи и Вилли Бэннок сидели у больной в комнате.
– Где вас носило? – резко спросил Стрэтси.
– За помощью ездил, – отвечал отец. Энгус Педди понял и спросил:
– Нашел ты ее?
– Нет, – сказал Макдьюи, подошел к постели, взял дочку на руки и почувствовал, что она почти ничего не весит. Прижимая ее к груди, он взглянул на друзей с прежней воинственностью и крикнул: – Не дам ей умереть!
– Эндрью, – почти сердито окликнул доктор Стрэтси, – вы молились?
– Да, – отвечал Макдьюи.
Педди облегченно вздохнул. Друг поглядел ему в глаза и прибавил:
– Я взяток не предлагал.
Доктор ушел. Он уже не сердился и сказал на прощанье:
– Если вам покажется, что я нужен… зовите меня в любое время.
Макдьюи сам удивился, что ему хочется утешить и ободрить старого врача. Он не знал за собой такой сострадательности. Еще он был благодарен, что Стрэтси не говорил ему прямо жестоких, отнимающих надежду слов. Проводив его, Макдьюи вернулся в комнату.
– Еще не сейчас, – сказал он миссис Маккензи. – Я вас позову.
Они с Вилли ушли. Энгус Педди замешкался, и Эндрью попросил его остаться.
– Ты ходил к ней? – спросил священник.
– Да, – отвечал ветеринар. – Я звонил, она не вышла. Она не придет. Все кончено.
Педди решительно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Нет. Еще не все. Ты сказал, что ты молился, Эндрью?
– Да.
– Помогло тебе?
– Не знаю.
– Помолимся вместе, а? – Он увидел, как побагровело лицо его друга, и сказал раньше, чем тот возразил ему: – На колени становиться не будем. Тебя услышат и так. Ты и рук не складывай. Любовь и милость не зависят от жестов и поз.
– Мне трудно молиться, Энгус, – сказал Макдьюи. – Я ведь не умею. Что надо говорить?
И удивился, как вырос вдруг кругленький, маленький священник, прямо всю комнату заполнил.
– Говорить? – переспросил он. – Ты молчи. Просто направь к Богу то, что в твоем сердце. И я так сделаю.
Педди отошел к окну и стал глядеть на пустую, темную улицу и на тяжелые тучи, нависшие над западной ее частью.
Макдьюи подошел к постели и стал глядеть на прозрачное лицо и поблекшие волосы. «Господи, – думал он, – спаси ее. Накажи меня, а ее спаси».